Проклятый дождь не желал заканчиваться – зарядив ещё на рассвете, он не стих к ночи, напротив, Летарду казалось, что он даже зазвучал яростнее и громче, будто бы мстил за что-то, беспощадно заливаясь за воротник уже прохудившегося плаща. Впрочем, тут и любой бы промок уже до нитки – даже самый лучший, из самой дорогой ткани, но Летарду это не казалось утешением, он отчаянно замёрз и проклял на три раза именем Рогатого всё на свете, начиная от самого заказа, выгнавшего его в этот дождь.
И даже тот факт, что дело увенчалось успехом и обернулось тихо и благополучно, не переполошив порядочных горожан, не утешало Летарда: в такую погоду порядочных горожан было мало, в основном суетились торговцы, которых Летард не уважал и сплошь считал ворами, наживающимися на голоде, да такое же отребье, к которому Летард, положа руку на сердце, сам себя относил, не строя никаких надежд по поводу своей жизни.
Иногда, конечно, ему взбредало в голову обвинить кого-нибудь в своей судьбе, но на мать у него не находилось дурного слова, а клясть отца, который в муках сошёл в могилу, сгорая от пульсирующих по всему телу чёрных язв, не хотелось – вроде бы отмучился тот. Да и потом, Летард уже тогда был двенадцати лет отроду, и кто, кроме него, во имя всего благого, мог взять на себя ответственность за судьбу? Он мог пойти в деревню, наняться на тяжёлый и честный труд, или податься за лукавой удачей в столицу, да пойти по дворам – кому-нибудь пригодился бы прислужник в трактире или подмастерье!
Но он пошёл в Лигу, пошёл осознанно, смиренно дождался, когда его примет Альбин и попросился к нему на службу, и, конечно, получил работу. У Альбина вообще было легко найти работу, труднее было на ней удержаться – поставить себя как надо, чтобы соратники не тронули, да и потом – путь Летарду предстоял недолгий, по замыслу Альбина он должен был стать вором – быстрым, ловким, одним из десятка, что орудовали на рынках, скрывая свои намерения за жалостливым попрошайничеством…
Впрочем, чего уж о прошлом? Нет там тепла, нет таких воспоминаний, что укрыли бы от этого проклятого дождя!
Летард предпочёл бы путь верхом, но нельзя – на место надо прибывать незаметно, а лошадь выдаёт. Нет, надо быть тенью, что прижимается к стенам, следует за названной жертвой, и неважно Летарду кто это и что сделал – ему заплатили не за это, ему заплатили за короткий вскрик и быстрый удар, а ещё лучше, когда и до вскрика не дойдёт – один шумный вдох.
Дождь был ему даже на руку. В проулке вода быстро разойдётся с кровью, смоет и смешает грязь – не останется ничего от его следов, и Летард успеет уйти задолго до того, как кто-то неосторожный и несчастливый свернёт сюда и обнаружит тело.
Дождь был ему нужен, но как же Летард продрог! Он знал, конечно, что дождь ему друг в такие вечера и ночи, но ненавидел его в эти минуты, последние минуты, отделяющие его от Пристанища Лиги.
Найти его в дождливом полумраке было той ещё задачей, не ходи, пожалуй, Летард сюда годами, потерпел бы позорное поражение. Но он жил такой жизнью большую часть осознанной жизни и прекрасно ориентировался в ночи.
На первый взгляд – это отстранённая от проезжей части таверна, один Господь знает какими силами не закрытая ещё, но кто знает, тот не задаётся вопросом, почему она ещё существует, так далеко расположившись от Тракта. Тут Пристанище.
Впрочем, даже забредшему сюда доброму путнику это может так и не открыться – всё зависит от того, кого он встретит в этом Пристанище, далеко не все горят желанием убивать ради самого убийства.
Условленный стук, услышали бы, черти, за дождём, но нет, громыхнуло засовом.
– А, это ты…– его узнали, конечно, чужакам здесь не рады, да и с новичков требуют пароль. Откровенно говоря, нехорошо, что так доверяют и своим, но пока не дошло до Альбина, так и будет.
Но тепло! Пряное, жгучее, смешанное с запахами теста, подгорелого супа, капусты, дешёвого вина и пота. Любой приличный человек, по мнению Летарда, тут бы задохнулся, но Летард себя к приличным не относил.
Коротко кивнув знакомым, не желая пока разговоров, он просто стянул промокший плащ, повесил его поближе к огню. Наученный горьким опытом, вывернул его прежде наизнанку – иначе ткань может съёжиться…
– Чего подать? – Онвер, бессменный управляющий Пристанища, без сомнения, заметил его приход.
– Горячего. Побольше и побыстрее, – буркнул Летард. Говорить не хотелось, хотелось согреться и есть. В сапогах хлюпало от воды, и, по-хорошему, надо было бы и их просушить, но Летард не хотел здесь задерживаться надолго. Кое-как приладив непокорные волосы, промокшие под несчастным дождём, Летард нашёл себе незаметный уголок. Нет, само собой, кому надо, тому надо – заметит, увидит, а то и вовсе уже заметил и увидел. Благо, что мало кому его присутствие надо: кто-то пьёт, кто-то играет в кости, кто-то уже пригрелся у огня и похрапывает – Пристанище всех своих детей видит в сотне обличий, но ни от одного не отрекается.
Зато Онвер не подвёл. Летард ещё растянуться как следует не успел, а перед ним уже поставили в глиняной чашке горячую чорбу – настоявшийся на кипятке и выжимке из забродивших отрубей, разбавленный репой, морковью, картофелем, перцем и малым кусочком курицы суп.
Что ж, после холодного дождя это было прекрасно. Летард, вообще не любивший супы, считавший их пустой жижей, выхлебал до дна всю чашку – проголодался и продрог.
Отредактировано: 24.11.2024