Вечная зима

Глава 23

И вновь нам придется вынужденно оставить север и переместиться в Южные земли, восстанавливающиеся после грандиозных походов Тощего царя. Тьма, покровительствующая, казалось бы, неистребимому врагу, не просто отступала; непроглядная небесная скатерть рвалась и рассеивалась, уступая место извечно сияющему солнцу. Порождения погибшего царя таяли под светлыми лучами, расплываясь по пыльным побитым дорожкам. Выжившие жители отложили всякий отдых и принялись раскапывать завалы в поисках живых душ. Справедливости ради стоит уточнить, что не все здешние люди проявили свою добродетель, но высвободили дурные качества. Были и те, кто просто вернулись к себе домой, огородившись от всех внешних проблем. Существовали и мародеры, хотя едва ли в этом городе осталось что-то, что можно сбыть на рынке. Вопреки победе, город все-таки пал.

Аггей лежал в своих покоях. Его раненый живот был туго обмотан окровавленными бинтами, которые, судя по их состоянию, уже неплохо бы заменить. Нестерпимые жар плавил его тела, однако стоило ему сбросить одеяло, как его тотчас же начинало знобить. Отвергая усталость, он старался оставаться в сознании, но то и дело проваливался в кратковременный сон. Меж распахнутых окон вились обгоревшие занавески. Проникающая внутрь пыль заставляла Аггея кашлять, отчего его боль в животе становилась острее, а ребра неприятно звенели. Аггей приказал привести к нему Гармунда, и стража отправилась за северянином, который в данный момент пребывал в заваленном обломками дворца зале, охваченным темнотой. Его потерянный взгляд будто бы навсегда уперся в одну точку. Сам он был недвижим, но пальцы рук почти незримо дрожали. Перед ним лежало тело Катрин, накрытое тряпкой. На слова пришедших стражников Гармунд никак не реагировал. Когда стража приблизилась на пару шагов, Гармунд внезапно соскочил с места, взялся за меч и пригрозил, что отрубит им ноги, если они не уберутся с глаз прочь. Стражники отступили, лишний раз напомнив явиться к Аггею. Гармунд вернулся на место. Повторное погружение в свою тяжкие думы ещё сильнее обременили его искалеченную  душу. Гармунд сокрушался по смерти Катрин. Сокрушался по своему отречению как от крепости Мэйден, так и от Сандры. Он наверняка знал, что ему следовало остаться таким же холодным воинов, верным служителем властительницы Сандры, как это всегда и было. Он задался вопросом, в какой же момент им овладела такая мягкосердечность, что теперь он жалеет о смерти маленькой девочки. Собратья по оружию всегда были ему роднее, нежели десятки убитых им безымянных и даже известных ему детей, но даже по их погибели он не скорбел. Так почему же сейчас все иначе? Почему он винит себя в погибели Катрин? Почему злится на Аггея, которого считает отчасти виновным в смерти девочки? Его ложь, его недомолвки сыграли свою роль. А теперь он просит Гармунда явиться к нему в покои! Какая дерзость! Несмотря на то, что боги или кто-то там в небе вернули ему трон, он ни капли не изменился. Быть может именно из-за его действий погиб Йоран. Эта мысль была огнем, подогреваемым чан с водой, где варилось его сердце. И что теперь делать? Уходить на север? Зачем? У Гармунда уже не было желания сражаться против волколаков. Но и здесь оставаться он не желал. В конце концов юг показался ему гораздо суровее севера. “Уйду домой, в родные края, - подумал Гармунд. - Пересеку Снежный хребет, а дальше на восток, к портовому городу Гункаджима”. Почему именно туда?  Гармунд считал, что может взять там корабль и отправиться вместе на восток Бескрайнего моря, к Осколочным островам. Он все ещё надеялся если и не на победу людей в борьбе против стаи, то хотя бы на то, что он доберется до города раньше стаи. Хотя, это не столь важно. Даже если город уже уничтожен, то отыскать лодку все-таки стоит попытаться, а если он погибнет в попытках - потеря не так велика. Гармунд и сам удивился подобной мысли.

Закрыв глаза, Гармунд оставил труп девочки и под покровом ночи покинул дворец. Он не взял с собой ничего, что могло бы защитить его хотя бы от холода севера. На нем была только пропитанная потом рубаха, легкие штаны и порванные сапоги. Он не считал это достаточным, но уже никак не мог провести здесь сколько-нибудь больше времени. “Гармунд”, - окликнул его Аггей, отворив дверь. Гармунд замер на лестнице, но не обернулся. Опираясь на трость, Аггей спустился вниз к северянину и начал со слов соболезнования. Гармунд сорвался. Он резко развернулся и ударил Аггея в лицо, что тот завалился на спину и не смог подняться. Гармунд предупредил его оставить все слова у себя во рту и никогда не выпускать их в его присутствии. Аггей не отступил и спросил, за что получил удар, чем чуть ли не вывел Гармунда из себя. Последний едва сдержался чтобы не избить обнаглевшего.

-Ты ещё смеешь спрашивать?! - Гармунд все-таки замахнулся на него, но Аггей блокировал удар и спросил ещё раз.

-Ты никому не сказал о двери, ведущей в Мудрое ложе. Ты призывал остаться в Лараке, надеясь, что все мы там погибнем.

-Я верил в то, что мы сможем отбиться. Я верил в моих воинов. Верил в нашу победу.

-Не прикрывайся своей мнимой верой! Отступи все отряды к Лараку, мы смогли бы избежать таких громадных потерь. Но ты никого не слушал, а потому ты или беспробудно туп или неисправимый лжец и предатель.

-Каждый человек может ошибиться. Даже тот, на кого снизошло прощение богов…

-Когда я посетил твои покои, то заметил кучу свитков на которых я мельком углядел существо, похожее на волколака. Я не придал этому значения, но, видно, стоило, ведь наутро все эти свитки стали пеплом.

-Северянину легко спутать волколака с облаченным в шкуры человеком, - произнес Аггей.

-Я устал это слушать. Прощай.

-Ты заблуждаешься, Гармунд. Мои раны - плата за битву против Тощего царя. Мой город - плата за битву против Тощего царя. Мои люди - плата за эту битву! Я всем сердцем ненавижу это порождение злых знаний и испытываю по сей день грызущий меня стыд за то, что когда-то хотел быть с ним заодно!