Ведающая. Последняя из рода Огненных Лисиц

Пролог

- Негоже так поступать, Кузьма, - строго выговаривал собеседнику крепкий мужик в наскоро накинутом на плечи тулупе. – А ежели она околеет здесь?

- Бог с тобой, Федор. Что ей станется? Вон ишь как глазьями зыркает! – второй мужчина, переминаясь с ноги на ногу, все же бросил встревоженный взгляд в глубину избы. В свете лучины с трудом угадывался силуэт девушки, исподлобья зыркающей в сторону мужчин.

- Смотри, как знаешь. Ответ тебе держать перед Советом, ежели чего. До рассвета вернусь.

Дверь хлопнула и во дворе под ногами весело заскрипел снежок. Постепенно звук затих и из сеней в дом зашел Кузьма. Он двигался легко и почти бесшумно, несмотря на весьма преклонный возраст. И немудрено это – в селе не было лучшего охотника, почитай уже лет пятьдесят как. Кузьма никогда не возвращался из лесу без добычи. Лишнего не брал, законы лесного Хозяина уважал. Некоторые в селе сказывали, что прабабка его была знатной ведьмой и внучка заговорила на удачу еще младенцем. Но бабам деревенским языками чесать привычно – какие у них еще развлечения. Потому никто внимания на сплетни не обращал. Тем более, что у односельчан Кузьма был в большом уважении и авторитете. За долгую жизнь он многое перевидал. Было даже такое, что и в хмелю застольном никому не поведаешь. И никогда не робел, присутствия духа не терял. Но сейчас ему было впервые не по себе – он бы многое отдал, чтобы оказаться как можно дальше отсюда. Пусть в самой глухой чащобе в самую обезумевшую метель, лишь бы не здесь. Он тяжело вздохнул и стянул с себя намокший от снега овчинный тулуп.

- Чего зверем смотришь? Не ворог я тебе, сама разумеешь. Слышала, небось, до рассвета все образуется. – Кузьма решился поднять взгляд на девушку и вздрогнул – в полутьме её зрачки отливали жёлтым цветом. – Да, не злобствуй ты, Настасья. Не моя вина в том, теперича только переждать надобно.

- Развяжи меня, Кузьма, - девушка подняла связанные руки. – Христом Богом молю тебя, развяжи! Беда большая будет! Не ведаете вы, что творите. Не дано тебе это уразуметь, а я видела. Все еще обратно вертать можно.

- Вот ты девка, заладила одно. Не велено мне тебя развязывать, - мужик, как нашкодивший малец, заерзал на скамье. – Вбила себе в башку, что справишься. А там орда целая, куда тебе в одиночку с ними! На погибель только али на потеху. Такой судьбины и пожелать никому нельзя.

- Справлюсь я, Кузьма, - Настасья не сдавалась. – Развяжи и отпусти, время сейчас самое нужное. Я в полной силе, мне и помощников не надобно никаких. Сколько душ людских спасти могу! А потом все одно будет – не вернется никто обратно, в землю сырую лягут.

От ее слов по натопленной избе словно бы могильным холодом потянуло. Кузьма явственно ощутил тошнотворный запах крови, смешанной с влажной землей. Он невольно передернул плечами и покосился на застывшую в углу девушку – не замерзла ли. Но Настасья, казалось, ничего вокруг не замечала. Она сидела как натянутая струна, гордо подняв голову и не отводя взгляда от своего тюремщика. Мужчина в который раз восхитился ее красотой. Не залюбоваться девушкой мог только слепой! Высокая, ладная, сильная с толстой русой косой, спускающейся ниже пояса, и пронзительными синими глазами – она с первого мгновения приковывала к себе взгляд. Почти все парни на селе за ней как телята на привязи ходили. Многие сватов засылали, но Настасья всех обратно отправляла и парней отваживала. Бабы одно время даже шептаться начали, мол зазналась девка – не иначе королевича заморского ждет. Языками почесали, да сошло все на нет. Ведь ни один из ухажеров отвергнутых на зазнобу зла не держал. Для каждого она слова добрые нашла, а некоторым даже на судьбу указала. Оглянуться не успели на селе, как некоторые из неудачливых женихов вновь сватов засылали к соседским девицам и свадьбы играли. И ведь всегда счастливые семьи складывались – мир в них царил и взаимопонимание, дела так и спорились, а детишки нарождались всегда здоровехонькие. Выходит, своим отказом Настасья им только помогала. И не только им.

Появилась она в селе несколько лет назад по местным меркам уже девахой взрослой – 10 лет от роду. Серьезную и немногословную девчонку привела погожим весенним днем Лукерья. На все вопросы сказывала, что это – дочка ее сестры. Жили, дескать, они с мужем отшельниками в лесу и ребятенка воспитывала. Лукерья иногда к ним в гости хаживала, травок каких взять али еще чего. А тут в очередной раз пришла, а девчонка-то одна хозяйствует уже почитай какой месяц. Говорит, родителей медведь задрал. Долго вокруг избенки еще потом ходил, да ее поджидал. Тетка сиротку пожалела и с собой забрала. Жила она вдовой, хозяйство большое – управляться трудно одной, а вместе все дела споро делаются. И права она оказалась, Настасья ей настоящей дочкой стала. Работящая, со всеми приветлива, но язык никогда не распускает. А когда бабы поняли, что она еще и в травах разбирается отменно, то и вовсе полюбили Настасью. Ходили к ней с разными своими бедами, да хворями. Никого она без внимания не оставляла, всех выслушивала, всем помогала. Конечно, странности за ней замечали. Уж больно суровая – иной раз так зенками зыркнет, что до мурашек пробирает. А то в лес ночью одна пойдет или вдруг на полуслове замолкнет – как услышала будто чего. Но все это бабы на отшельничество ее детское списывали. А чего ждать от ребятенка, если никаких забав ей было не ведомо? Лес один токмо, да зверье дикое. Так и жила Настасья, вроде бы со всеми в мире и среди людей, но сама по себе. Пока беда большая в окрестные села не пришла, а за ними чужаки, с которыми у девушки давние дела оказались. Какие, никто и слыхать не слыхивал. Окромя Кузьмы, который стал невольным свидетелем одной из встреч, а потом и вовсе прямым участником всех последующих событий. Лучше бы и не было ничего этого вовсе! Он тяжело вздохнул.

- Не велено мне, Настасья, не велено. Знаю я, что сила в тебе такая, какой я никогда не видел. Зверье тебя в самой глухой чаще стороной обходит, хворь не трогает, а людские зависть и злоба так и вовсе горохом отскакивают. Не мне о том судить, не моего ума это дело.