Я всегда поражалась технологиям, честно, и не понимала, как ими пользоваться. Видимо, мне не стоило спать сотню лет, чтобы однажды проснуться, раскрыть глаза, заглянуть в блюдечко с золотой каёмочкой, на котором крутилось наливное яблочко, вздохнуть «лешего побери!» и понять, как же многое изменилось. Император в своё время дал мне документ о неприкосновенности, да тот рассыпался на части в моих руках, а сама я вздрогнула, услышав стук в дверь.
Вот жила я посреди леса и никого не трогала, так нет же — перенаселение в мире случилось, и меня просили очень вежливо уйти с насиженных земель. Я удивилась, что лесные жители не среагировали на вторженцев, но два человека в форме всё же словили белку, а потом получили мощным защитным заклинанием прямо от меня. Казалось, я всего лишь руки размяла, чтобы напугать их ведьмиными огнями, да с силой не рассчитала. Таким образом у меня появился один ученик и один слуга — тысяча девятьсот девяносто пятого и тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения соответственно. Второй называл себя стариком, которому пора уже на пенсию, а я лишь фыркнула — в сорок лет у меня случился первый ритуал, из-за которого я научилась в свои пятьсот выглядеть на «слегка за двадцать».
— А как вас зовут, хозяйка? — молоденький мальчик снял фуражку, и я скрестила руки на груди, хмурясь.
Как это — не знать имени вполне себе классической ведьмы? Да, ни чёрного кота, ни метлы, что летала, у меня не было, ведь животинка бы сдохла за время моего сна, а метла заскучала и растеряла все свои магические свойства.
— Василиса, по отцу не знаю, меня после рождения в печь сунули, а папаша сбежал, — буркнула я. — А вас, видимо, не запекали после рождения в тесте — вона какие хилые.
Взяв кочергу и сдув с неё пыль, я нахмурилась и упёрла руки в бока. Хотелось, конечно, в полнолуние чертей призвать, чтобы они избу выскребли и окна начистили, да свалила всю заботу на двух моих теперешних подчинённых — Матвея и Степана, вручив им половые тряпки и пару железных тазов, которые неплохо сохранились на чердаке. Все пререкания по поводу «ты же ведьма, отчего же сама не наколдуешь чистоту?» были пресечены печатью молчания и приказом работать.
В сусеках, шкафчиках и сундуках ничего не было из еды, возможно, старая Марфа заходила, говорила с моим телом, что спало мертвецким сном, а потом просто махнула рукой и ушла. В котле, в котором должны были остаться хотя бы капли зелий, тоже было пусто, и мне пришлось спуститься к колодцу, чтобы набрать воды. Там уже из неё удалось получить всё необходимое: еду, чтобы не идти в большой город, мне новую одежду, которую я надевала прямо при мужчинах — а что тут стесняться, мне что, сто лет, чтобы смущаться? Ну и Матвей попросил компьютер, и я не смогла отказать маленькому мальчику, которому ещё бы в песочнице сидеть.
Через мальчишку я и познакомилась с интернетом. Отпустив старшего к семье, так как он весьма слёзно просил, в ноги кидался, а младшего заставив мне помогать, я потёрла руки. Они рассказывали мне о том, как изменился мир, что ведьм больше и нет, а если и существуют, то они обманывают. Как сказал Степан, «Ведьм у нас сожгли, да, видимо, не всех». Пришлось показать им, что такое летающая кочерга, которая может ударить по горбине, а там я уже и ранения залечила, и пару новых леших приняла, и даже чертыхнулась в избе так, что явился самый настоящий чёрт-бюрократ, качающий пальчиком и говорящий, что я превысила дозволенную норму чертыханий.
Пришлось послать его к чёрту, из-за чего Матвей смеялся и говорил «иронично», а я пригрозила, что счастья мужского у него не будет. Когда юнец спросил у более опытного товарища, что это означает, Степан гыкнул и ответил: «кажется, яйца отрежет».
— В общем, люди теперь знакомятся на сайтах знакомств, — проговорил Матвей, как только слуга ушёл, чуть ли не плача и вытягивая из кармана мобильный телефон, — а ты вроде действительно очень лесная, раз даже не знаешь, что такое КАД.
— Даже бессмертные не знают многое, век живи — век учись, и пусть это уже пятый век, который я живу на Руси, — произнесла я. — В моё время никаких фотографий ещё не было, но ты давай… мне нужен красивый портрет. Что там любят мужчины?
Молодой человек поскрёб щёку, и я нахмурилась, откидываясь на резном стуле. Руки пришлось сложить на юбке платья, а потом я заметила на себе изучающий взгляд Матвея, который по профессии, оказывается, был полицейским. Он вроде как применял на мне методы считывания информации, я хмыкнула, блокируя собственные мысли. Мне лишние разведчики там не нужны.
— Кажется, ничего не изменилось — покажи лодыжку, и уже будешь совратительницей, — вздохнула я.
— Многие грудь пихают прямо в объектив, она парней завораживает, — признался полицейский. — Но вы, Василиса, можете заворожить одними своими прекрасными глазами.
Что во времена царя Ивана четвёртого не было во мне тела и духу, что сейчас, и пришлось довольствоваться малым. Портрет до пояса — и вот уже готова анкета, как сказал прислужник, забавная, чтобы привлечь внимание, а ещё информативная. «Славянская белая ведьма, что вылечит и роженицу, и мужчину без личного счастья», — вроде звучало хорошо, и Матвею пришлось прекратить смех, снова ощутив на себе применение магии. Я с ним не церемонилась — раз-два, и вот уже мальчик сидел рядом, а мои глаза находились в экране неведомой машины, что страшно шумела, будто хотела изгнать из избы всех чертей. Изгнать всю нечисть не получится — что не говори, а самая главная тут я.
Звякнул колокольчик — экран переменился, и прямо передо мной возник белый лист с единственной фразой «на шабаши ходишь?» Я предалась воспоминаниям: в последний раз была на шабаше ещё при царе Петре первом, а потом то ли главная ведунья наконец-то почила, то ли бояре нас разогнали, хлеща палками и приговаривая «вот вам, нечистые!» Занеся руки над неведомой коробочкой, я вызвала магию и пустила по ней ток, заставляя набраться «да нет, просто однажды сжечь пытались». А ведь и правда — было такое, до сих пор бедная моя спина вспоминает, как уголь горячий к ней прижали. Были времена!..