Ведьма и король

3

С тех пор Саар стала жить рядом со мной неотлучно. Каждое утро я просыпался и видел, как она умывается в ручье, а потом расчесывает кудри – медленно, словно священнодействуя. Я подарил ей костяной гребешок, и еще кольца и брошь, как обещал. И новый плащ, и шапку. Я хотел подарить ей колесницу и пару коней, но Саар отказалась. Она ездила с Угайне или еще с кем-то из моих воинов, но никогда – со мной. После казни Айлин отец быстро пошел на поправку, и мы с ним совершили немало походов на уладов и лагенов.

Осенью отец упал с коня и расшибся. Несколько дней он пролежал в горячке, и друиды сказали, что помочь нельзя. Вышло по их слову. Я устроил в память отца пир, где гости пили и ели неделю. После этого я стал королем, как и предсказывала моя колдунья.

Теперь мне полагались покои во дворце, но я проводил там мало времени, всегда возвращаясь к ночи в хижину. Я знал, что Саар подберет брошенный мною плащ, выслушает новости за день, даст совет или просто помолчит, пристроившись с арфой в уголке. Кельтхайр по-прежнему был подозрителен и наушничал всякий раз, когда Саар отлучалась. А уходила она часто. Бывало, после таких прогулок она приносила мне вести, а бывало, что не говорила ничего. 

Став королем, я запретил разбои в окрестностях Мидэ и на землях подвластных князей. Некоторые остались недовольны, зато коровы не пропадали десятками, и налоги поступали исправно. Я отпустил заложников, после чего Кельтхайр долго досажал мне брюзжанием. Раз в два месяца я объезжал с небольшим войском окрестные селенья, чтобы разрешить споры, узнать, как живут мои люди, и нет ли у них в чем нужды. Обычно в такие поездки я брал самых верных и близких. Саар постоянно следовала за мной. Я уже убедился, что она видела то, что скрывается в людских сердцах, и никогда не ошибалась. Теперь мне стали понятны ее слова о справедливом суде. В походах она сидела слева от меня, бросив плащ на землю, а во дворце я приказал поставить специально для нее резную скамеечку. Никто не садился на эту скамеечку в отсутствие Саар. Она еще несколько раз вызывалась брать подковы, чтобы доказать чью-либо невиновность, но никто не решался с ней тягаться.

Однажды непогода застала нас на границе с лагенами. Перед этим мы несколько дней делили поля между земледельцами, выясняя, кто передвинул межу. На обратном пути полил дождь. Все мы были измучены и раздражены. Вспышки молний испугали Серого, он понес, и мой возница повредил руку, пытаясь удержать вожжи. После этого я приказал распрячь коней, потому что дорогу размыло, и было бы жестоко мучить животных.
Саар, услышав мой приказ, выскочила из колесницы Угайне и подошла ближе.

- Неразумно разбивать здесь лагерь, Конэйр, - сказала она. – Мы у чужих границ и нас мало. Лучше вернуться в деревню или продолжить путь.

- Если станем возвращаться, - ответил я, - доберемся далеко за полночь. Кони устанут идти по такой дороге.

- Коней ты жалеешь, а себя и своих людей – нет? – веско сказала Саар.

- Сейчас он снова послушается ее, и нам придется тащиться по грязи в темноте, - сказал Кельтхайр, обращаясь к кому-то из воинов.

Мне на глаза попался возница Лойг, и я заметил на его лице усмешку. Этого оказалось достаточно.

- Остановимся здесь на ночь, - сказал я. – А кому не нравится – могут идти пешком в деревню, в Мидэ или в царство подземного бога. 

Саар промолчала, а Кельтхайр похлопал меня по плечу. 
Мы наскоро сложили несколько шалашей и развели огонь, чтобы высушить одежду. По уже заведенному правилу, я делил шалаш с Кельтхайром и Саар, но в этот раз она не пришла. Я не знал, где ее носит в такую погоду, но посылать за ней не стал. Кельтхайр рассказывал что-то веселое и сам смеялся над своими шутками. Вскоре нас всех сморил сон. Засыпая, я видел, как Кельтхайр устраивается поудобнее, поворачиваясь к костру то одним боком, то другим. 

Проклятый дождь преследовал меня даже во сне. Я чувствовал его холодные капли на щеках. Потом хлынуло на грудь, и я вскочил, ничего не понимая спросонья. Передо мной сидела Саар, и с ее мокрых кос струями стекала вода.

- Проснись! Проснись же, Конэйр! – теребила она меня. – Лагены!

Тут же в шалаш проснулась голова дозорного:

- Лагены с большим войском! – прохрипел он. – Просыпайся, король!

Я толкнул Кельтхайра и выскочил наружу, забыв одеться. В сером тумане было видно, как по полю, возле самой кромки леса, в котором укрылись мы, двигались строем наши соседи с востока. Все были при боевых колесницах, с копьями и щитами. Они ехали медленно, разглядывая следы, оставленные нами. Я быстро сосчитал их - двадцать колесниц. Нас было шестеро. Мы не суетились. Каждый знал, что надо делать. И каждый знал, что нам оставалось только погибнуть с честью. Я обнял Кельтхайра, огляделся, ища Саар, и не сразу увидел ее, а когда увидел – то не сразу узнал. Растрепанная, перемазанная грязью и запыхавшаяся, она тащила мешок, в котором что-то трепыхалось.

- Подожди, прошу, - еле выговорила она, зажимая мешок между коленями и скручивая волосы в узел пониже затылка. Косы ее промокли и казались почти черными.

- Что ты задумала?! – зашипел я, когда она побежала прямиком навстречу вражескому войску. Я попытался поймать Саар, но она была проворной, как и ее тезка – олениха. 

Остановившись под укрытием последних деревьев, моя колдунья вытащила из мешка зайца. Невесть как она поймала его в темноте, в лесу, но заяц был жив и трепыхался. Что-то шепнув зверьку, она бросила его прямо под копыта коней. Заяц покатился серым комком, замер, а потом помчался, петляя, перед колесницами лагенов. Это был дурной знак – заяц перед войском. Знак неминуемого поражения, проклятия богини войны. Я видел, как смешались лагены, как они дрогнули, и поспешно развернули коней. Я схватил Саар за плечо и потащил к своим, ругаясь сквозь зубы. Неожиданная задержка дала нам возможность для бегства, но от этого ни у кого не стало легче на душе.