Ведьма Красного Утеса

Глава 1. Обитель

Мариаль

96 год от Падения Темного.

  Небо на горизонте только начинало освещаться первыми лучами солнца, предрассветные звезды еще блекло мерцали, постепенно затухая и пропадая с глаз. По сырой земле полз осторожный туман, а Обитель уже наполнилась шумом. В такие часы храм, прилегавшие к нему постройки и двор были окутаны сонной тишиной. В этих местах даже не пели птицы - они предпочитали селиться подальше. Многие воспитанницы мечтали хотя бы раз поутру проснуться от нежной птичей трели или шумного гомона птенцов. Здесь даже перезвон теплого летнего дождя превращался в пустой надоедливый шелест. Изо дня в день в жутком безмолвии просыпалась Обитель. Хмурые и молчаливые жрицы шли по своим делам, тишину нарушал лишь легкий шелест платья по траве или едва уловимый шепот - приветствие, произнесенное лишь губами. Иногда, где-то за спиной слышался печальный вздох: еле заметный, мгновенно уносимый ветром, но успевавший найти отклик в душе воспитанниц. Если бы каждая из них в такой момент ответила вздохом, то стены этого священного места  рухнули бы от силы всеобщей печали.

Сегодня все было иначе. Едва проснулись обитатели храма, как стены содрогнулись от резких и непривычных звуков. Удивление отразилось на лице каждой, кто пересекал двор на пути к обеденной, некоторые даже позволили себе остановиться, прислушаться к шуму и обменяться испуганным взглядом с соседкой.

- Дрянь! - озлобленно воскликнула Жрица-мать и замахнулась плетью для нового удара. Плеть изогнулась и, сипло взвизгнув в воздухе, опустилась на спину. - Змея! Змеиное отродье, что греется в лучах добра, а потом жалит своим ядом!

Плеть раз за разом опускалась на кожу, выбивала весь воздух из легких, ждала, пока я смогу вдохнуть, и опускалась вновь. Две жрицы держали руки, не позволяя сопротивляться. Худые и низкие, казалось, они не выдержат даже порыва ветра, но силы в них было предостаточно - хватило бы скрутить в тугой узел медведя.

- Пусть Бездна заберет тебя! Дрянь! - Жрица-мать наконец-то запыхалась и перестала бить. Сверкая глазами, она свысока смотрела на меня и растирала затекшую руку. Ухмылка все отчетливее вырисовывалась на ее лице, пока я сидела у ее ног, униженная и избитая. Мои легкие безостановочно сокращались, стараясь протолкнуть внутрь хоть каплю пыльного воздуха, густого и вязко поутру. Несмотря на прохладу, пот крупными каплями стекал лицу, скользил по шее и груди; губы пересохли, я облизнула их распухшим языком и поймала каплю крови в уголке. Сладковатый, и в то же время соленый вкус крови вызвал нервный смешок, за который я получила легкий удар носком туфля под ребра.

- Спрашиваю последний раз. Куда ты его спрятала? - жрица скользнула взглядом по моему израненному телу и, не дожидаясь ответа, продолжила. - Думаю, у тебя будет время подумать в твоем новом жилище.

Жрицы вцепились в мои плечи и подняли на ноги. Я качнулась, не в силах сделать шаг, но мне и не нужно было идти - мои мучители сами волокли меня по пыльному двору. Воспитанницы молча наблюдали за нами, в глазах каждой я видела жалость. Они понимали - я обречена; каждая из них в душе молилась за меня, я это знала. Они молили Луну, чтобы после смерти она забрала мою душу к себе, зажгла на небе звездой, не позволила Бездне добраться до нее. Они молились о том, чтобы муки мои были недолгими и не слишком болезненными. О том, чтобы я избежала наказания не молил никто, да и зачем? Все знали, что ни одна из воспитанниц не вернулась из Башни, после того как их помещали туда за проступки. Я и сама когда-то просила богиню о быстрой смерти для единственной в этом месте близкой душе. Луна не услышала меня: ночью она скрылась за густыми облаками, пока все мы лежали в своих постелях и слушали крики, доносившиеся из Башни. Все смотрели в потолок и привычно молчали, только слезы осторожно скользили по вискам и впитывались в соломенные подушки.

***

   - Перестань! - резкий шепот испугал меня, и я перестала всхлипывать. Одна из воспитанниц села в своей постели, опустив босые ноги на каменный пол. Сквозняк проник под ночную рубаху, и я отчетливо увидела, как встали дыбом тоненькие волоски на ее руках. Лунный свет, проникавший через маленькое оконце под потолком, вырезал из темноты бледный силуэт, и я с интересом изучала каждую родинку на худом теле.

 - Тебе нельзя плакать! Прекрати немедленно, пока не услышали жрицы, - девушка склонилась надо мной и смахнула слезу. - Тех, кто плачет, не ждет ничего хорошего в храме. Они накажут тебя, и поверь, тебе не захочется пережить это вновь.

 - Но почему? - я села, прикрыв ноги одеялом и подняла на нее блестящие глаза.

 - О, Боги, сколько тебе лет? - ее рука мягко схватила меня за подбородок и повернула к свету, чтобы собеседница смогла рассмотреть. Теперь и я увидела, что у нее темные, как ночная мгла, глаза. Я смотрела в глубь этой тьмы и мне становилось легче - глаза как у мамы: цвета свежевспаханной земли, мягкие и теплые. 

- В месяц Длинного Дождя мне исполнится семь лет.

- Как ты вообще сюда попала? Жрицы берут в Обитель тех, кому уже исполнилось десять. Тебя здесь не должно быть.

Девушка хмыкнула, а я лишь пожала плечами. Должна быть или нет, какая разница? Если я здесь, значит так решила судьба, и ничего уже не изменить.