Ведьмино слово

Ведьмино слово

— Вставай, — Корвин пнул лежащую в углу камеры девушку. В помещении на было окон, и Мария не могла понять, пробудившись, сколько времени, а оттого озиралась, затравленно глядя на Штогта. — Вставай же, ну!
Парень рывком поднял на ноги Долорес, держа ее за локти. Плечи и лопатки тут же пронзило болью; господа в застенках знают свою работу. Грубо сшитая рубаха сползла, приоткрыв немного спину, иссеченную розгами
— Пока мы не ушли, ты можешь исповедаться, если есть что-то, что не сказала на суде, — произнес привычно Корвин, связывая спереди кисти девушки, чтобы по время аутодафе в ладони ведьмы можно было вставить крест.

Все, что осталось  у Марии - еще не потерянная гордость ведьм, жгучие огнем раны на спине и шум в голове вперемешку с громогласным и требовательным голосом инквизитора. Она ответила бы громом - на много миль, чтобы все слышали, - но в горле пыль и пустота, и она смогла лишь прохрипеть, злобно скаля зубы:

- Что мне исповедование, когда костра мне не избежать, и всю жизнь я была верна Дьяволу и останусь ему верна? Ваша вера в доброе божество глупа, и ад встретит меня как равную падшим, а ты будешь гореть в его седьмом круге. 
Смачный плевок в ноги, выворачивая иссушенное горло, и хриплый смех из уст красивой девушке, чьи кудри смеялись вместе с ней, как языки пламени, несущему ей смерть.

— Спасение души, отречение от Князя тьмы, — Корвин с гримасой вытер запачканный сапог. — Ну и удушье перед сожжением, что тоже должно прельщать.
В коридоре уже ожидали четверо стражников. Корвин кивнул им и, передав одному из них край веревки, которой была связана Мария, сказал:
— Я уведомлю господина судью, что все уже готово, и ждем только его
Выйдя впереди конвоя на площадь, Штогтд пробрался между еще неплотными рядами толпы к ратуше и вошел внутрь. Кабинет судьи находился на втором этаже, и чтобы пройти по нему, нужно было пересечь галерею с огромными окнами, выходящими на площадь. У первого окна исполнитель сбился с шага, засмотревшись на процессию, облепленную со всех сторон зеваками; двое стражей держали девушку под руки, один пробивал путь, а один закрывал жертву со спины, чтобы разъяренные жители не убии Марию раньше времени. Картина в целом была унылая: размазанное по небу грязное пятно, серая толпа и грязно-рыжие волосы ведьмы, идущей на смерть под радостные и гневные крики и завывания толпы.
Едва только Корвин поднял руку, чтобы постучать в дверь, как она отворилась. На пороге стоял судья, уже полностью собранный и готовый к завершению процесса
— Я думал, вы уже без меня все решили сделать, — улыбнулся он парню
— Ваше благородие, мы бы...
— Не стоит, парень, не стоит, — судья поднял примиряюще руку, показывая, что не собирается ругать.

Мальчик на побегушках огромного механизма, Корвин принял от судьи свиток и выбежал на улицу, пересекая площадь и задевая горожан плечами, если те не отходили вовремя в сторону. Когда он приблизился к оцепленному стражей пяточку земли, Штогт начал выискивать глашатая, но тот затерялся в разномастной толпе. Кое-кто, кто был посмелее, пытался взять за локоть и о чем-то спросить исполнителя, но тут же сникал, робел и отходил, испугавшись твердого взгляда
— Кто видел Генри? Генри! Я принес текст! — Корвин поднял вверх руку со свитком, все также безуспешно пытаясь отыскать глашатая. Он вышел с противоположной стороны лобного места; в яркой, почти шутовской одежде, молодой парень смотрелся совсем неуместно на казни. Поздоровавшись, он принял свиток и снял с пояса колокольчик, чтобы привлечь внимание толпы и успокоить ропот
— Жители города Энэнберг! — обратился глашатай к толпе, забравшись на телегу, на которой привезли древесину, когда стих звон. — В это утро мы собрались, чтобы узреть воочию справедливую кару от имени Господа нашего по отношению к врагам Его и отступникам от веры Его святой. Мария Долорес была поймана за кражей грудного ребенка многоуважаемой в нашем городе семьи добрых католиков Гуаптваарльдов. Во время дознания в светском суде женщина сказала, что целью этого преступления было последующее принесение младенца в жертву сатане на шабаше. Долорес передана Святому Трибуналу, которому призналась в том, что состоит в еретической секте, и которому произнесла имена своих собратьев. Ведьминский ковен будет найден и сожжен, поэтому, если кто-то обладает информацией о его членах, незамедлительно сообщите власти. Мария не отреклась, но призналась в своей сущности, и дело передано светскому суду, а именно: Мария Долорес, ведьма двадцати шести лет от роду, приговаривается к казни через сожжение на костре без предшествующего удушения. Исполнить приговор!
Под одобрительные крики толпы Генри спрыгнул с телеги, подошел к столбу и прибил второй лист сбоку, на уровне талии девушки, из-за нежелания подниматься на костер самому. Благо, обвинения висели прямо над головой, а судейское постановление вовсе можно было не использовать
Корвин накинул капюшон плаща, чтобы по традиции не показывать лица, хоть его итак все знали. И не упускали возможность кинуть вслед злое слово, поминая прошлое парня. Штогт чиркнул огнивом на взятый из рук стража факел, опустил его немного, чтобы пламя взялось на смоле наверняка, а затем обошел привязанную ведьму, подпаливая равномерно по всему кругу дрова снизу. Когда же снизу затрещали ветки, а редкий дымок несмело поднялся к небу, исполнитель обошел костер полностью и бросил факел под ноги Марии.

***

Когда толпа начала кричать в ожидании зрелища, когда под белый свет вывели ее сестру, Ивга первым делом оглядела тело сестры, как оглядывают кусок мяса в лавке. Девушка шла довольно ровно, стало быть, ноги и спина не получили значимых увечий. Лицо все также красиво, значит, обошлась без зверств. Вероятнее всего, было только начало, но почему не продолжили? Нет пригодного инструментария? Сестра сдалась, выдав их с головой? Соврала истязателям, вывернула свою душу перед ними? Если бы она молчала, тело ее не было бы столь хорошо сохранившимся. Осталось только гадать.