Ацедия задумчиво макала длинную тонкую сосиску в вазочку с горчицей после чего так же медленно отправляла в рот, запивая красным вином из стильного высокого бокала. Бутылка со следующей порцией напитка терпеливо поджидала хозяйку и её гостя на столике. Рядом расположилось блюдо с нарезанным кубиками сыром и парой яблок. Время от времени женщина критически оглядывала идеальный педикюр на аккуратных ножках, и поправляла на щиколотке край белых хлопковых брюк. Хотелось надеть солнцезащитные очки, чтобы заслониться от палящих лучей, но идти в комнату было лень.
- Как она могла уехать?! – воскликнул Лионель, описывая очередной круг по гостиной.
- На такси, потом на самолете, - устало проговорила Ацедия, - Утром проводила её.
- Этого не может быть! – художник подскочил к балконной двери и схватил со столика вино. Он хотел было отхлебнуть прямо из горла, но заметив удивленный взгляд соседки, всё-таки нырнул в зону кухни за бокалом.
- Но почему она даже не попрощалась? – Лионель снова появился в дверях. В одной руке бокал вина, в другой – невесть откуда взявшиеся орехи, которые юноша выуживал из кулака по одной и нервно жевал.
- Она оставила тебе письмо, - Ацедия поморщилась. Она не любила долгие объяснения, и в глубине души понимала дочь, тем не менее осуждая девушку за то, что она свалила решение этой неприятной ситуации на мать, - Будешь читать?
- Буду! – решился француз, падая на диван в комнате.
- Так иди сюда и бери, - рыкнула Ацедия, выходя из себя, - На подносе тебе записку нести что ли?
Поджав губы, Лионель послушно потрусил к соседке, которая вручила ему аккуратный, никак не подписанный конверт. Послание было тщательно запечатано.
- Ты знаешь, что там написано? – подозрительно спросил он Ацедию.
- Думаю, - она сделала очередной глоток вина, - Что догадываюсь. Если честно, я сама немного виновата.
- Почему? – Лионель нерешительно топтался на пороге, бестолково пытаясь вскрыть конверт.
Женщина, казалось, была полностью поглощена наблюдением за группой спортсменов, выполняющих упражнения для разминки возле входа в парк. Человек двенадцать усердно тянули мышцы ног, склонившись в глубоких выпадах, в то время, ка вторая половина атлетов активно вращали руками, выполняя что-то наподобие мельницы. Лионель терпеливо ждал. Вино помогло немного расслабиться, хотя и не снимало стресс полностью.
- Позвонил её жених, - наконец соизволила заговорить Ацедия, - И она уехала.
- Какой жених? – возмутился Лионель, - Почему она мне ничего не сказала?
- Да зачем? – в тон ему ответила соседка, - Ты ей кто? Муж? Брат?
- Но мне казалось… – разочарованно протянул художник.
- Тебе казалось. – Резко осадила его Ацедия, решив не продлевать страдания парня.
Лионель печально вернулся в комнату и, усевшись на диван, наконец развернул письмо:
«Дорогой Лео, - начиналось оно, -
Ты позволишь мне так тебя звать? Мы ведь друзья? Извини, что пришлось вот так исчезнуть не попрощавшись, но ты уехал на практику, а ждать я не могла. Я срочно должна вернуться домой. Впрочем, я, наверное, не осталась бы, даже если бы и могла. Пожалуйста, прости, если заставила тебя думать, что между нами может возникнуть что-то большее, чем дружба. Я была не права, когда позволила ухаживать за собой. Ты мне очень понравился, но я люблю другого человека. Ещё раз прости! Надеюсь, ты в скором времени встретить своё счастье и не будешь на меня сердиться за этот поступок.
С наилучшими пожеланиями, Морба»
От этого бездушного тона круглой отличницы Лионелю стало противно.
- Это что за чушь? – спросил он, держа письмо двумя пальцами.
- А что там? – невинно захлопала глазами Ацедия.
- У вас вся семья такая черствая что ли? – накинулся на соседку француз, - Ты сидишь тут как ни в чем не бывало…
- Слушай, мальчик, - Ацедия перегнулась через спинку плетеного кресла, в котором сидела и грозно засверкала глазами, - Не указывай мне что и как я должна делать и чувствовать, ок? Ничего особенного и не произошло.
- То есть как? – удивленно захлопал глазами художник, уже изготовившийся было страдать до конца века.
- Вы несколько раз сходили на свидание и всё. - Она подцепила с подноса кубик сыра и сосредоточенно прожевала. Лионелю вдруг тоже захотелось остренького чеддера или маасдама, но идти за ним на балкон или, тем более, лезть в чужой холодильник было неловко. Юноше было странно думать про еду в такой, как ему казалось, важный момент, но мысли так и лезли в голову, отвлекая от переживаний.
- Нет, не всё, - упрямо помотал головой художник, - Морба самая удивительная девушка из всех, кого я встречал…
Расхохотавшись, Ацедия напомнила, что полгода назад была «Божественная Жанет», потом «Несравненная Мари», а за ней ещё «Неповторимая Анна». Лионель воинственно засопел носом.
- Морба росла совсем в другом мире, - примирительно ворковала Ацедия, - Но вкус новизны прошел бы так же быстро, что и обычно. Другое дело, если бы Маришка в тебя тоже влюбилась, - добавила женщина, - Но этого, к счастью, не произошло.
- Почему «к счастью»? - обиделся Лионель. Соседка, конечно, была в чем-то права, но он каждый раз действительно от души влюблялся и готовился провести с очередной пассией всю жизнь. Через какое-то время запал проходил, но это уже совсем другая история.
Вздохнув, Ацедия знаком велела подлить ей ещё вина, после чего обстоятельно поведала Лионелю, что у них с Морбой всё равно ничего бы не вышло. Он – гений и надежда нации, а она – взбалмошная стрекоза и вчерашняя школьница, которой нет дела до высоких стремлений и душевных порывов. Ему, Лионелю, нужен кто-то тонко чувствующий. Кто-то кто будет ценить его труд и понимать важность каждой работы, а не ожидать, когда же он закончит работу, приплясывая от нетерпения и отвлекая. Выливая потоки лести на раненое самолюбие художника, женщина видела, как постепенно расправляются поникшие плечи, а на лицо возвращается обычное добродушно-великодушное выражение.