Уже не в первый раз эллинам приходилось отражать нашествие персов. Но на этот раз нашествие кроваво-жадных захватчиков с Востока было особенно жестоким. Персы не щадили никого. И хотя их самих оставалось на поле боя немало, эти дети прежде плодородных пустынь будто поставили себе цель: не оставить в живых ни одного грека. Как ненасытная саранча, двигался неумолимый поток крепко спаянных азийских орд, гортанное многоязычье которых издали напоминало клекот хищных высокогорных ястребов. И казалось, этому потоку не будет конца.
Поле недавнего боя было усеяно трупами с обеих сторон. Кое-где уже парили коршуны, прицельно и зорко высматривая добычу. Нган помнил всю эволюцию этих птиц – их питала одна только генетическая беспощадность. Над недавним полем боя вились кровавые падальщики. Только Нган был им не по зубам, но не раненные и убитые воины. Тут и там в лужах крови валялись бронзовые щиты и шлемы, до блеска надраенные костровыми угольями и магическими порошками.
Попадались и золоченые латы, и украшенные вычурными узорами и с надписями из черненных серебряных прутьев – ими были начертаны боевые магические заклинания грозных восточных магов, в обилии сопровождавших экспедиционные корпусы Дария от Индии и Месопотамии до государств Малой Азии и многочисленных эллинских полисов, в каждом из которых были и свои ратники, и свои морские флоты, способные объединятся между собой в годину вражеских нежданных нашествий.
В тени нависшей вдали оливковой рощи возвышался огромный бронзовый лингам – Нгану он чем-то напоминал храм древних ацтеков. Но те были далеко за океаном, тогда как персы, пав жертвой милитаризации, оказались рядом, всего в нескольких днях плавания от долгожданной цели. У стен Афин их ждали свежие войска. Вражьи полчища приближались. Их словно выдыхала на эллинов древняя, малазийская полупустыня созданная, прежде всего, алчными племенами.
- И это еще далеко не конец, - тут же подумал Нган. Греческие союзники – пьяницы, развратники и грабители – не упустят возможности как можно быстрее воспользоваться ситуацией и похитить все, что не прихватят персы. Исторический принцип: грабь награбленное, - был явлен еще во времена Она. Для греческого народа сейчас такая возможность просто предначертана судьбой. Защитится, выстоять и навести ответный удар! Цель, конечно, не оправдывает средства, но у такого случая, как сегодняшний, оправданий не бывает.
Ратник Прокл чудом уцелел в недавней кровавой сече: нет, сам он не покинул нынешнее поле боя. Для сына Эллады это было бы несмываемым позором. Прокл не оказался в плену, потому что не могло быть иначе. Хотя и мог – но, как выяснилось, не только он не желал этого сам, но и хранившие его небесные боги-олимпийцы. Его спас случай: когда представитель многократно превосходящей эллинское войско перской армады занес над его головой меч, чтобы добить его, стоящего на краю прибрежной, внезапно расторгшейся бездны, этот самый край внезапно обвалился вниз.
Прокл оборвался вниз вместе с ним, и влекомый обильным камнепадом, полетел на самую кромку ионического побережья. Ратник только мысленно поблагодарил богов-олимпийцев за то, что умрет не от вражеского меча пришлого варвара, а поверженный стихией, вырвавшейся из пучин его родного и привычного мира. Ведь разбиться об острые камни куда более привычная гибель, что ли. О спасении он уже и не думал…
Но у судьбы на сей раз оказались иные планы. И это было не решение механического бога со сцены, который обычно появлялся в разгаре мистерии, чтобы внезапно выручить мифического персонажа. Это был живой небожитель, который будто нарочно преобразился в куст горного чертополоха. Он словно случайно исхитрился невероятным образом вырасти здесь - на самом крайнем скальном выступе. А затем - словно невзначай - выплеснул на Прокла остатки своей цепкой шершавой жилости, а вместе с ней и неожиданной прохладной влаги… И по этой внезапной счастливой случайности Прокл вдруг осознал - всё это воистину не случайно.
Именно в этот миг, вдруг понял Прокл, к нему лицом внезапно повернулась Фортуна!.. И как только это произошло, прямо перед лицом возникли сразу две ветки, которых он до этой минуты не замечал на полпути между вершиной горы и бушующим морем.
Камнепад внезапно прошел. Прокл зацепился краем разорванной бойцовской туники за ветви куста и на них прочно завис. Последней мыслью пронеслось у ратника в голове: «Почему великий и могучий Зевс дарует победу не верующим в него пришлым варварам?». – Чем только забиты мозги у здешних ратоборцев, - печально подумал Нган. – Подумать только, огромные храмы их мудрости в одном только Ктесифоне, где храмов триста или пятьсот, чем они, интересно, прогневали верховного олимпийца Зевса. Ведь у каждого храма есть собственная Алтарь, куда возносят жертвы… Одни жрецы чего стоят… И никто не должен входить на их половину святилища. И никто не должен сметь им перечить. А в итоге такой явный конфуз. Великий Зевс даровал победу варварам – и, видите ли, все только благодаря ниспосланному им духовному озарению…
И ведь если бы Фортуна распорядилась иначе, то воительница Афина успела бы вовремя перестроить их непоказные ряды... И не смог бы тогда ворчливый Зевс подать знак о своем неодобрении ... этой на скорую руку так сяк компании. Очень похоже, что это как раз и есть его замысел… И какое святотатство я допустил, будто придя в восторг от деревянных лошадок. Впрочем, о конкретной деревянной лошадке в том спасительный для себя миг ратоборец Прокл толком еще не ведал. Не было у него настоящего опыта. Или, скорее, был. Но ему его не хватало. И то ли от пережитых волнений - ведь он побывал на краю гибели, - в купе с невыносимой жарой, то ли от того, что висеть пришлось вниз головой, он в итоге потерял сознание. Сколько продолжалось беспамятство, знать он не мог. А когда пришел в себя - откуда-то сверху лился, обтекая его свет. Чуть только очнулся и с трудом приоткрыл один глаз, он увидал, что лежит на дне узкого ущелья, на распластанной под ним козьей шкуре. В воздухе стоял голубоватый туман, по которому медленно плыл одинокий ангел. Но это не было то место, откуда видно было не только небо.