ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Спустя три дня пути от поселения Лок-Лок можно выйти к тенистому подножью горы, что протянулась высокой стеной, задевая небосвод.
Дорога теперь неопасна, многие торговые люди путешествуют через горы, перевозя диковинные товары в сумах за спиной. За столько-то лет общими стараниями на самых опасных местах пути были выдолблены зарубки и ступеньки, а где-то и вовсе дорога казалась расчищенной.
Перейти гору несложно, было бы терпение. Через несколько дней путники спускались к подножью горы на другой стороне, где расположилось поселение столь маленькое, что и названия ему нет. Жили в нем люди как добрые соседи, ничего от жизни не ждали, да и на то не сетовали. Устраивали они большой праздник по приходу АМА, а после, на первое новолунье бывало так, что новую семью составить было и не из кого – все уже семейные, детей растят, да радуются. Тихая, неспешная жизнь.
В том краю жил Великий Там, хоть Великим он стал, конечно, не сразу. Как и во всех людях того поселения, не было в Таме чего-то особого. И даже наоборот: охотился он плохо, рыбачил как умел, землю пахал не глубоко, так что порой многое приходилось за него переделывать.
Но каждый человек хоть в чем-то хорош, и у Тама имелось нечто отличное: с малых лет любил он поговорить. Получалось это у него лучше всего!
- Эй, Там, как улов? – спросит кто-нибудь из соседей, проходя мимо, и Там бросает все дела, чтобы рассказать про рыбалку, про рыбу, про сноровку и хитрости, а там уж кто его знает, куда разговор заведет. Если вовремя не успеть придумать, как бы от Тама отделаться, так можно до самого вечера на прогретом солнцем камне с говоруном и просидеть, ничего за день не сделав.
Даже его собственный ВИдо, бывало, уставал от Тама, а ведь пёстропёрые – животные выносливые. Когда не с кем было говорить, болтун вёл беседы со звёздами, с деревьями, с рыбками в озере и с цветами. Ох, если бы цветы могли отвечать, они бы многое ему рассказали.
В достатке лет уж было Таму, а он все говорил и говорил. Только теперь отчего-то становилось ему грустно. Бывало, шел он утром к посевному полю, соседей приветствовал, за них же и отвечал, не дожидаясь, а потом вновь говорил за себя. Свою собственную хижину так и не построил: попробовал один раз, но она сразу пошла вкривь и вкось. ВИдо его часто похаживать стал в соседское гнездо, видать, совсем от разговоров устал.
Сидел Там как-то на берегу и от нечего делать сам с собою беседовал:
- Эх, а озеро-то и не колышется, даже ряби нет. Ровно все, спокойно. Вот так же и у меня в жизни – ровно и скучно… Кого увижу я здесь еще? Торгашей заезжих, что с горы спускаются? Так и тех давно уж знаю, неинтересно мне с ними. Соседи – знакомые все люди. Нет, люди-то неплохие, всегда меня выручали, но до того я уже их знаю, что еще немного, и себя позабуду.
Красное, уставшее солнце заваливалось за горизонт, а Там все говорил и говорил, становилось ему тоскливее прежнего. Вот уже и звёзды показались, а он не заметил. Даже ВИдо за ним не пришел! Когда понял это говорун, то схватил плоский, гладкий камень и кинул от обиды в воду, но ладонь как-то не так повернулась, камень выскользнул и поскакал по водной глади. Плюх-плюх-плюх. Ускакал вдаль и скрылся на глубине. По воде расползались круги.
Ошарашено глядел Там на воду, ни слова вымолвить не мог. Изумлением полнилась душа человека в ночной тиши.