Великий Там

Двадцать шестая глава

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

Порой, на пути встречались удобные для отдыха склоны. Выщербленные огромные валуны, что скатились когда-то вниз, оставили на своем месте подобие маленьких пещер и вместительных нор. Возможно, не будь этих укрытий, Там решил бы повернуть назад. Из-за частых дождей путь становился опасным. После того, как Хар едва не подвернула ногу, решено было всегда пережидать сырость до появления солнца.

Син наотрез отказался отдать обязанности по приготовлению пищу кому бы то ни было. Старик был увлечен делом, но вот каким именно непонятно: то ли ему действительно нравилось мудрить с пищей, находить сочетания вкусов и запахов, то ли было по душе наблюдать за выражениями лиц вкушающих, а восторгов на этих лицах точно не отражалось.

Лоо еще никогда так долго не играл на Набубу. От скуки он практиковался каждый день, и звуки, похожие на пение птиц, становились более плавными, заливистыми, разными. Вот только играл он всё что-то тоскливое, чем вводил Хар в состояние угрюмой задумчивости.

Там оставался спокоен. Своим спутникам он не говорил и десятка слов в день, а всё больше наблюдал, усевшись поодаль. Иногда его даже переставали замечать. Миа-са много раз хотела подойти к нему и поговорить о своих узорах, но с каждым днем сомнения всё сильнее одолевали ее сердце.

«Если сам об этом не заговорит, то и я не стану», решила она, наконец, и в той мысли утвердилась.

Но как бы долго дождь ни шел, а солнце всё же появлялось в гостях у небосклона. Тогда медленно, с ещё большей осторожностью путники снова взбирались наверх. Шаги будто тонули, растворялись в окружающей тишине, и только крики диких птиц где-то вдали возвращали мысли каждого в то настоящее, которое с ними происходило.

Вершина была неизбежна и неминуема, как была неколебима воля Тама карабкаться ввысь. В своей задумчивости Там давно уж не замечал смены дней и ночей, став похожим на саму навязчивую мысль куда больше, чем на человека. В это светлое утро не был готов он окончить своё путешествие, но впереди, на расплывчато-туманном горизонте забрезжило очертание края вышней земли, и то, ради чего он карабкался, держался и не падал, оказалось столь маленьким, что его можно было даже потрогать. Так Там и застыл, смотря вдаль.

Путники недоуменно переговаривались и окликали Мудрейшего, им ещё не было видно вершины горы, а Там всё стоял, врастая стопами в выпирающий камень и забывал моргать.

Нескоро он ответил на дружий зов снизу. Мысли о настоящем постепенно просачивались в разум, но не живили дух, а больно резали сердце. Надо было спускаться. Ноги затекли, стали деревянными, голова превратилась в валун. Поворачиваясь, он оступился так быстро, так глупо, что это казалось теперь предрешенным.

Лоо настороженно всматривался в обездвиженный силуэт и закричал раньше всех. Хар, давно уже стоя с воздетыми к небу руками, подхватила Великого тут же.

- Это - конец пути, - молвил Мудрейший на руках Северной девы, удивляясь, как просто слова были сказаны.

Пока за Тамом присматривали Лоо и Хар, Миа-са кинулась к поклаже в поисках свернутой циновки и воды. Син остался с ней рядом и всё ворчал отчего-то, но девушка видела, как несколько крупных капель упало на землю. Старик взглянул было на Тама, но тут же отвел глаза в сторону, встретившись с Миа-са, и тогда только разглядела она в бесцветной их глубине страх. Син дрожал всем телом, бессвязно ворча по привычке. Дрожь эта передалась девушке, руки перестали слушаться, и она не смогла расправить циновку.

Тама уложили и накрыли широким, пёстропёрым одеянием. К его рукам и ногам начала приливать кровь, согревая одеревеневшие члены. Великий оставался недвижим, и только мысли в голове ещё питали тягу к жизни. «Это и есть край. Край земли. И мой край. Путь вверх и вниз, путь вперед и назад, и в стороны, в глубину - он один и тот же...».

- Это конец Тама, идущего за АМА, - изрек он. Собственный голос казался чужим.

Смертельно ужаленный услышанным, Син взревел. Старик утирал слезы иссохшими ладонями, не в силах остановиться. Дрожь его не стихала, воздуха, такого тяжелого и леденящего, перестало хватать, он дышал из последних сил, не понимая, как всё ещё вдыхает и выдыхает. Лоо крепился, но стоило Хар положить свою руку ему на плечо, как и он взвыл следом за Сином. Северная дева тяжело опустила голову.

Миа-са трясло. Она несколько раз укусила себя за палец, пытаясь успокоиться. Какое-то волнообразное, сложно определимое чувство рвалось наружу, но не найдя выхода, разрывало душу. «Что такое со мной? Что со всеми? Почему себя так ведут?». Вопросы путались, хотелось замотать головой изо всех сил, только бы стало легче.

- Но, Великий! Это не край ещё. Ты был наверху и, должно быть, видел внизу земли обширные, тропы нехоженые… - Лоо подсел к Таму и говорил вкрадчиво.

- Он прав, мой светоч, - совсем по-стариковски и с трудом зашептал Син прямо над ухом Мудрейшего. - Ноги остались целы, мы ведь поймали тебя, о, Великий, ты не умрешь здесь, ты продолжишь свой путь!

Хар присела рядом и закивала.

Там всё также лежал, устремив взор в небо. Эти слова, сказанные ради него одного, не трогали сердца. Он уже всё про себя знал. Он проиграл так глупо, и так поздно понял это.

- Я никого из вас не звал с собою,

Вы сами всё решили и пошли,

Забыв про будущее и былое,

Отринув все сомнения души.

И вот теперь обманутые люди

Сидят вокруг, жалеют старика.

А если б кто из вас узнал, что всё так будет,

Пошли бы вы за мною истину искать?