Венец Соблазна

Пролог

«Вечно завидуя свободе - которая досталась птицам.»

Падение одного из семи небожителей привело к краху Империи Сокровенния. Отчаянно безумные, жестокие и опасные, дикие в своём порыве жажды мести. Они волчья стая, которая и близко не подпустит свет надежды, загнав добычу в самую гущу непроглядного леса. Во тьму, во мрак, туда, откуда уже не выкарабкаться. В их кругу нет места милосердию, а прощение — чуждое и ненужное слово, зябью осевшее на дуле пистолета. Не нужно ждать от них смирения, не нужно и надеяться на милость.

Из их порочного круга нет выхода, нет спасения. И если хоть одной ногой ты ступишь на черту Аллеи Искушения, с игры этой азартной тебе уже не выйти. А попытавшись хоть на миг, в ту же секунду услышишь свист грядущей пули, шальной и от чего-то всегда меткой, всегда летящей точно в цель. Она не промахнётся. Другого ждать не нужно. И кроме собственного вопля, так и не вышедшего из гортани, ты не услышишь ничего. Не взмолишь ни о чём — так горестно мечтавшем. Поверженный, упав к земле лицом, ты больше не вздохнёшь, не встретишься лицом к лицу ты с солнцем, ведь домом тебе станет мрак лабиринтов под их гнездом, у бурного утёса Куинса.

Их группировка промышляет не просто незаконной деятельностью. Они не просто мелкие шавки, пытающиеся урвать себе кусок. Они уже давно заняли трибуны над Нью-Йорком, давно захватили все его пороки и стали олицетворением всех его грехов.

Семь престолов возвышаются над законом, над страхом, над чужими жизнями. Семь небожителей, управой для которых не станет ни полиция, ни даже те, кто выше. Семь азартных игроков, готовых поставить на кон всё и выиграть любой ценой.

Их власть — безоговорочна, их воля — неоспорима.

Казино и тир с живыми мишенями, оружейные склады, мошенничество и рэкет, вымогательства, проституция, бордели. Убийства. Публичные казни предателей, перестрелки в самом центре Астории. Бомбы, заложенные в здания правительства и банков, в полицейские участки, дома их врагов.

Страх и ужас, море крови на улицах и безмолвные невинные жертвы. Но им было абсолютно всё равно, сколько тел ляжет им под ноги. Разница в том, на них лоферы или берцы. Ведь в первых не так удобно идти по чьим-то головам. Но они сделают это с удовольствием, с едкими ухмылками на лицах, искусно, с триумфом, с руками, испачканными в крови своих же.

В его мире может быль лишь безусловная преданность и сила, холоднокровие. Нужно быть жестоким настолько, чтобы самые близкие боялись предать тебя лишь из того, что милосердия к ним не будет никакого — лишь холодный расчёт.

Тогда… могла ли я и вовсе желать милости или сочувствия, после всего, что совершила? После того, как предала его… После того, какой он меня сделал? Насколько изменил, насколько изуродовал мой мир…

Имела ли я право на мольбу? Могла ли я и вовсе надеяться на что-то? Возможно, на любовь… Трагедия лишь в том, что это всё иллюзия, обман. Всегда им был. Это всегда было его игрой — изощрённой и жестокой. И я должна была быть всего лишь очередной. Вот только, поставив подпись на судебном бланке, надеясь на свободу, я слишком поздно поняла, что в заключении не он, а я.

Я бросилась в бегство, вовсе не рассчитывая на прощение и не с надеждой на спасение. Я знала — он всё равно вернётся. Когда-то он найдёт меня. Расплаты мне не избежать. Он близко, слишком близко, чтобы вновь пытаться убежать. Теперь я уже не успею. Теперь стало слишком поздно и, возможно, легче просто принять свою участь. Вот только смерть в агонии — это финал, на который я могла бы лишь наедятся. Мне же он готовил участь куда изощрение — Ад, построенный лишь для одной жертвы. Каждый из девяти кругов его Ада — для меня.