Вера для чемпиона

28.01

Миша приехал, как всегда, вечером. Сразу заметил, что с Маргаритой Васильевной мы общаемся как обычно. Повеселел, и я заторопилась на разговор. Отдала кнопку Маргарите Васильевне (та взяла ее без промедлений), и потащила Мишу в прихожую.
- Нам надо поговорить.
Улыбка сползла с его лица.
- Что случилось?
- Давай просто поговорим, - взяв куртку, произнесла я и толкнула дверь.
Миша накинул пальто и вышел следом.
- В чем дело? Вы разве не помирились?
- Помирились, - я спустилась с крыльца и, обернувшись, глянула на собеседника снизу вверх. - Но при одном условии. Мы должны прекратить наши отношения.
- Не понял, - Михаил нахмурился. - Зачем?
- Я либо ухожу, и мы продолжаем встречаться, либо я работаю здесь, но вместе мы больше не будем.
- Это бабушкино требование?
- Да.
- Ты понимаешь, что оно абсурдно?
- Не совсем. В чем-то она права. Я не должна была мешать работу и отношения. Это сказывается на Маргарите Васильевне. Любая наша размолвка, любая ссора может навредить ей. За примером далеко ходить не надо.
- Так ты... Ты все уже решила?
- Миша, подумай сам. Я не могу её оставить. Вам придется искать нового человека. И как долго Маргарита Васильевна будет привыкать к нему? Поедет ли с ним в Штаты?
- Так. Стой, - он вскинул руки. - Я с ней поговорю. Это не дело. Она знает, что я тебя люблю. Что это не просто...
- Миш, она не знает. Она не помнит вашего разговора.
Михаил скривился, как от удара, и, ткнув пальцем в сторону дома, резко и зло бросил:
- Так может и этот забудет?!
- Миша, - упавшим голосом произнесла я.
- Что?! 
- Она больна. И болезнь не отступит. Нам нужно...
-  Мы ведь можем все сохранять в тайне.
- Ты готов обманывать её?
Михаил запрокинул голову и выругался, выдохнув к небу облачко пара:
- Твою мать...
Я скрестила руки на груди. Мне нестерпимо хотелось его обнять.
- Миша...
- Погоди, - он посмотрел на меня. - И ты даже не спорила? Не пыталась донести до нее, что она занимается фигней? Что она не права напрочь?
- Миша, она права. В этой ситуации она права. Я в самом начале говорила тебе, что отношения и моя работа - это сложно. Что бы между нами ни было - ничего не должно негативно отражаться на пациенте.
- Нет, ты серьезно? Ты... серьезно хочешь со мной порвать?
- Миша, пойми, так нужно. Нужно, чтобы я была здесь. Пройдет время, и мы найдем выход, но пока...
- Зашибись, - он оглядел двор, пропустив меня взглядом. - Зашибись мировоззрение. Ты привыкла к роли жертвы, но, мать твою, я не привык...
Он перескочил через две ступеньки и направился к машине. Я обхватила руками собственные плечи и крепко сжала.
Могла бы зарыдать и броситься к нему. Могла бы клясть судьбу и свою глупость в его объятьях.
Все вышло ровно так, как я и предполагала, но больно было до тошноты, и не от того, что осталась одна вот так, за пару слов. А потому, что ему было плохо. Он этого не заслуживал. Возможно, он знал, как будет лучше для нас. Но я знала, как будет лучше для пациента.
Поэтому я снова промолчала.
Вернулась в дом, переступив порог, как в тумане. Маргарита Васильевна все также сидела в гостиной и смотрела телевизор.
- Он уехал, - упавшим голосом сообщила я и плечом прислонилась к косяку двери. - Вы сказали, что я делаю его лучше. Зачем теперь все это?
- Разве выбор сделала я? - не оборачиваясь, спросила Маргарита Васильевна.
- Вы знали, что я выберу.
- Он должен привыкать быть таким, каким ты его сделала, без тебя. Потому что ты за ним не пойдешь. Ты ничего не будешь менять ради него.
- Зачем вы меня судите?
- Ты сама это поймешь. Со временем.
Я почти злилась. Мне огромного труда стоило держать себя в руках. И это впервые за все десять лет моей работы сиделкой...
- Откуда вы знаете? - едва сдерживая резкость, спросила я.
- Я вижу, - она обернулась и грустно, устало оглядела меня. - Ты не хочешь впускать его в свою жизнь. Он - всего лишь твой бонус за работу здесь.
- Вы не правы.
- Возможно. Ты готова была бы поехать за ним в Штаты?
- Я готова поехать туда с вами, - повысила голос я.
Княгиня вскинула одну бровь и кивнула, отворачиваясь.
- Я прекрасно тебя слышу, Вера. Жаль, ты не слышишь себя.
Я опустила голову, переводя дух, собирая всю обиду и злость в кулак. Все это слишком далеко зашло.
- Я поняла вас, Маргарита Васильевна, - медленно, палец за пальцем, я разжимала ладони. - Пойдемте пить чай.
- Да, конечно.
Миша не появлялся в доме трое суток. Он успел съездить на съемки - про это мне рассказал Андрей, который, протрезвев, достал меня своими извинениями. Я не хотела с ним общаться. И извинения его мне теперь были не нужны.
Мы с Маргаритой Васильевной читали книги, выполняли упражнения, вносили записи в дневник. Княгиня как раз вспоминала об институте, когда вдруг будто ненароком обмолвилась:
- На кафедре я познакомилась со своим будущим мужем. Он был старше меня на пятнадцать лет и вел у нашего курса высшую математику.
Я навострила уши, но княгиня, вздохнув, отложила ручку.
- Он был таким удобным человеком, - отчего-то печально заметила Маргарита Васильевна и поднялась. - Вера, я очень устала, проводи меня до комнаты.
А ночью вернулся Миша. Я уже спала, когда в мою дверь постучали. Резко и громко. Вскочила, не понимая, что и где, схватила кнопку, но стоило открыть дверь, как оказалась в объятьях Михаила. Ничего не видя, не расцепляя рук, чудом удерживаясь на ногах, мы докружили до кровати и повалились на одеяло.
- Я скучала, - произнесла я, стягивая с Михаила футболку.
- Я знаю, - отрывисто бросил он, вжимая меня в перину.
Больше мы не обменялись ни словом, а утром, когда я проснулась, Миши уже не было рядом. Он принял новые правила.
Мы перестали быть вместе.
Он стал реже заезжать и больше не оставался на ночь. Я часто не могла уснуть - лежала на кровати, пялясь в потолок долго, гораздо дольше полуночи. Иногда рисовала, чаще читала. А февраль сменился мартом. Немного повыл, две недели кидаясь снегом, а потом сгинул среди луж и грязи.
Пришла весна. Растеклась теплом на улицы и в кровь, и я вообще перестала спать. Обнимала подушку, стараясь уловить Его запах, а когда Он приезжал - вдруг становилась болтливой до невозможности. Ловила каждый Его взгляд, каждое движение. А Он был всего лишь вежлив и, в противоположность мне, молчалив.
В конце марта, на выходных, мы, собравшись с духом, единым фронтом, стали уговаривать Маргариту Васильевну уехать в Штаты. Сначала она не соглашалась, но отказывалась как-то вяло. Ушла спать рано, не дав нам ответа, а мы остались вдвоем перед телевизором в гостиной.
- Ну, я пошел, - Миша поднялся. - Кажется, у нас получилось.
- Да, - не сводя глаз с экрана, ответила я. - Думаю, она согласится. Только куда мы денем кота?
- Увезем с собой, - Миша пожал плечами. - Узнай, что нужно, для перевозки животного, я все оплачу.
Он направился к выходу, а я заспешила провожать, в тишине и на цыпочках, как будто боялась, что прогонит раньше времени.
На улице уже темнело, а пахло так по-особенному - свежо, чуть с горчинкой и теплом - что нестерпимо хотелось жить.
- Миша, - окликнула я, стоя на верхней ступени крыльца. - Постой.
Он обернулся, уже спустившись.
- Позвонишь завтра? - спросил, как бы между прочим.
Я сорвалась к нему. Обняла, потянулась, и вдруг замерла, почувствовав, что он не ответит и даже не обнимет.
- Вера, - произнес он тихо, но с усталым вздохом. - Кажется, мы все решили.
Мои руки безвольно повисли. Он вроде бы не отталкивал, но ближе не пускал.
- Прости, - я отвела взгляд. - Прости, что я такая...
- Какая? - он взял меня за подбородок, заглянул в глаза. - Больше своя, чем моя? Так я уже смирился. Почти.
Кивнул мне и отвернулся, но, будто что-то вспомнив, снова посмотрел на меня.
- И да. В Штатах у вас будет свой дом. Наверное, так будет лучше.
Ночью хотелось плакать, но я снова смотрела в потолок. Ведь, собственно, ничего и не случилось. И оплакивать тут было некого.
Утром, за завтраком, Маргарита Васильевна заявила, что в компании меня и Мозеса, пожалуй, согласиться на приглашение внука.
- Жаль будет оставить дом, но три месяца - не слишком большой срок. И Миша будет рядом, - она внимательно посмотрела на меня. - Ты готова?
- Да.
- Значит, вы все решили давно?
- Давно. Осталось только оформить ваши документы.
Маргарита Васильевна вздохнула.
- Жаль уезжать. Зато увижу, как живет Миша. Знаешь, Вера, - она отложила ложку. - Я ведь не любила его деда. Нет, любила, наверное, но ровно, головой. И вдруг, когда Лёне было четыре года, я столкнулась со своим одноклассником. В толпе, на вокзале, провожая мужа в командировку. Так прозаично... Сначала мы вспоминали, как копали картошку, как ставили пьесы Чехова, как ездили вместе в Артек... Одна встреча, вторая... 
Маргарита Васильевна тепло улыбнулась своим воспоминаниям и будто стала моложе, светлее.
- Это была весна моей жизни, Вера. Я ни о чем не пожалела. Он помог мне поверить, что я могу любить - сердцем, сильно и безнадежно. Мой муж ничего и не узнал. С Георгием после четырех месяцев наши тайных свиданий и вроде бы случайных встреч мы больше не виделись. Я даже не знаю, куда он направился и жив ли сейчас. Не знаю и не хочу знать, но моя жизнь не была бы полной без него. По грани, Вера, нужно пройти, главное - знать, что ты через нее не упадешь.
- Зачем вы мне это говорите?
- Затем, что короткая близость порой гораздо сильнее, нежели долгая, тягучая и ровная связь. Иногда нужно взойти на гору, чтобы посмотреть свысока на протоптанную дорожку.
К чему мне думать об изменах? Или она имела в виду Михаила?
- Нужно написать об этом, - княгиня поднялась.
- Вы уверены? - уточнила я. - Об измене мужу?
- Уверена совершенно, - расправив плечи, княгиня медленно прошествовала к лестнице.
- Давайте, я принесу дневник сюда.
Маргарита Васильевна промолчала, и я пошла за ней, после выписки взяв за правило помогать ей подниматься по лестнице или хотя бы следить за этим, если княгиня была не в настроении и не желала принимать мою помощь.
Вдруг Маргарита Васильевна замерла.
- Все хорошо? - спросила я.
Она обернулась, растерянно обвела комнату взглядом.
- Забыла... Забыла зачем иду и куда.
- Мы шли за дневником, - я взяла ее под руку. - В вашу спальню. Вы хотели написать о Георгии.
- О Георгии, - она невидящим взглядом оглядела мою ладонь на ее локте. - Вера... Вера, прости меня.
И княгиня заплакала. Тихо, без рыданий, только сгорбилась и ссутулила плечи.
- Маргарита Васильевна, за что? - я взяла её руки и повернула к себе. - Все хорошо! Ну что вы...
- Я не имею права что-то требовать. Вам с Мишей было хорошо. Зачем я влезла? Уж лучше бы умерла...
- Господи, да что вы говорите? Все у нас нормально. Мы - взрослые люди и со всем разберемся.
- Прости меня, Вера. Не слушай! Ничего не слушай!
Я обняла Маргариту Васильевну, и мы опустились на пол. Она тихо всхлипывала, цепляясь за мое плечо.
- Все им отдала... - шептала срывающимся голосом княгиня. - Все до капли. А любить не научила. Как сама... не умела...
- Умели и умеете. Все трое ваших внуков это подтвердят. А любить не научишь... Просто иногда, - мой голос против воли надломился. Я глубоко вздохнула, давя всхлип. - Просто иногда сложно в этом признаться, не перечеркнув свою жизнь.
- Ты много теряла. Много теряла, Вера. Кто много терял, боится любить, - Маргарита Васильевна погладила меня по спине и заговорила мягко, ласково, отчего я окончательно расклеилась. - Кто привык один быть - двери всегда запирает. А ты не бойся, доченька, не бойся. Если прогонишь его, когда придет - сама к нему езжай. Поняла меня? Сама пойди навстречу.
Мозес, требуя внимания, пролез между нами. Я опустила голову, вытирая слезы. Маргарита Васильевна отвернулась, замерла, не моргая глядя на лестницу. Я поднялась и, осторожно тронув княгиню за плечо,тихо спросила:
- Идемте? 
Она вздрогнула и, рассеянно посмотрев на меня снизу вверх, огляделась.
- Я что - упала?
- Нет, присели погладить Мозеса.
- Да? Хорошо. Помоги мне встать.
Я дошла с княгиней до ее комнаты и, оставив наедине с дневником, позвонила Мише - сказать, что мы едем в США. 
И ни слова больше.