Вербное воскресенье

Верба

Так уж сложилось, что Инка воспитывала сына одна. Отец о нём не вспоминал. Инка хотела, чтобы Тимка тоже о нём забыл, и воспитывала сына достаточно сурово, чтобы он чувствовал себя мужчиной: без  поцелуев, обниманий и заверений типа «ты моё солнышко" и "зайчик мой». Вместо этого мальчик слышал: «Ты у нас с бабушкой единственный мужчина в доме, защитник, наша надежда, наша гордость. Ты должен быть хорошим сыном и слушаться меня и бабушку. Бабушка тебе плохого не посоветует, только хорошее. Будешь слушаться – вырастешь настоящим мужчиной.

Тимка слушался, и старался их всех сил «стать мужчиной», помогал бабушке лепить пельмени, сам подметал свою комнату и никогда не забывал дарить «своим женщинам» подарки нарисованный акварелью кувшин с яркими маками – на восьмое марта, модель  самолёта, сделанную на уроке труда – на Новый года. И конечно, отметки. Бабушка просто цвела от радости, увидев вТимкином дневнике очередную пятёрку: им в детском саду тоже ставили отметки, у Тимки были одни пятёрки, чем он страшно гордился.

 Тимке нравилось дарить маме и бабушке подарки – самые дорогие, потому что они сделаны своими руками. Нравилось и то, как они восхищались, радовались, как бабушка его обнимала и звонко целовала в щеку (если Инки не было поблизости): «Ты мой золотой! Ты мой дорогой!». Поэтому когда он услышал, как бабушка говорила соседке, что вот – вербное воскресенье, а вербы нет, подошёл поближе к двери и навострил уши.

Оказывается, сегодня праздник – Вербное воскресенье, все пойдут в церковь – освятить святой водой веточки вербы, которые потом поставят в вазу, и целый год веточки будут защищать дом от бед.  Тимки ещё не было на свете, когда к ним в дом пришла беда –умер Тимкин дедушка. Если бы он сейчас был – у них было  бы двое мужчин, и можно было бы посоветоваться, и вообще – вдвоём намного веселей.В годовщину смерти дедушки мама плакала и грустила весь день, бабушка её утешала… Это тоже была беда. Может, если бабушке принести вербу, беды больше не будет? Может, и дедушка – возьмёт и вернётся, придёт и скажет: «Где тут мой внучок, я так по нему соскучился!». Знать бы ещё, какая она – эта самая верба…

- Ба, а верба это что?

- Верба-то? Да ты её видел, зимой на санках катался у речки, только она ещё спала. Деревья ведь тоже спят. А весной просыпаются, почки раскрывают, а верба – самая красивая, вся в пушистых серёжках стоит… Ты слышал, что ли, как мы тут говорили? Не повезло, заболела я, до рынка не доеду, купить бы, хоть бы одну веточку… Да чего уж теперь…

-Ба, я пойду погуляю? – Иди, милок, только валенки надень, и рейтузы тёплые, ветер холодны на улице, заболеешь – как мы с мамой без тебя будем? Иди я тебе шарф завяжу.

Отделавшись наконец от бабушки, Тимка пулей помчался к реке. Там, на крутом берегу, у самой воды росла бабушкина верба, Тимка помнил.  Он нарвёт её много –много и отнесёт бабушке, чтобы в их дом не пришла беда, и тёте Лиле отнесёт, чтобы к ним  с Наденькой тоже не пришла беда.

Его ожидала неприятность – верба росла на крутом обрыве, внизу, у самой воды. То есть воды ещё не было, был лёд – серый, ненадёжный, подтаянный солнцем. Но делать нечего, придётся спускаться. Тимка поскользнулся, кубарем скатился по склону и оказался по колени в ледяной воде. Вылез, клацая зубами, и полез наверх, где подрагивали на ветру пушистые ветки – верба!

Ветки вырывались из рук и никак не ломались, и Тимка отгрызал их зубами. Во рту было горько, в валенках плескалась ледяная вода, Тимка несколько раз срывался вниз, не удержавшись на скользкой крутизне, пальто намокло, и свитер под ним тоже, и валенки… Его колотила дрожь, но он всё рвал отводящую беду волшебную вербу – пусть будет много, на всех!

Домой он явился, не чувству ног, в обледенелом пальтишке и  насквозь промокших валенках. Протянул бабушке охапку вербы, хотел сказать  «На,бабушка, это тебе!» но у него получилось: «На-ааа, вва-ааа-эээ» Бабушка ахнула и, стянув с него валенки и прикоснувшись рукой к его ногам, кинулась опрометью во двор. Набрала полный таз снега, налила туда холодной воды и, посадив внука на табурет, сунула туда его ноги. Тимка заорал благим матом, но бабушка его остановила: «Не ори. Терпи. Осс-поди, списи и сохрани, главное чтобы жив остался, чтобы ноги… остались».

Тимка подумал, что бабушка сошла с ума, ему было холодно и больно, и неприятно, что бабушка надела прямо на голое тело шерстяной свитер, и что в тазу холодная вода, Тимке хотелось, чтобы была горячая. Он пошевелил ногами и испугался: ноги не слушались и были как деревянные. –«Ба-ааа! – заревел Тимка. – Неси скорее вербу в церковь, пусть беду отведёт!»

-Тьфу, тебе бы задницу надрать этой вербой, ведь утонуть мог, леший тебя понёс… Отошли ноги? – Куда отошли? – Дурашка ты мой, бабушка сейчас тебя согреет, чаем напоит, и всё у тебя пройдёт, - запричитала бабушка, покрывая поцелуями холодные Тимкины щёки… Какая к чёртям церковь, не до неё!

Когда приехала с работы Инка (сверхурочная работа, двойная оплата плюс отгул, упустить такой случай Инка не могла), последствия «вербного экстрима» были ликвидированы: счастливый Тимка, напившись горячего чаю и «уговорив» полбанки малинового варенья с хлебом, лежал  укрытый двумя одеялами и завернутый в бабушкин оренбургский платок, ему было тепло и хорошо.

 Бабушка читала ему Тимке его любимую сказку про принцессу и её братьев-лебедей, Тимка воображал себя лебедем, а принцессой была тёти Лилина Наденька. Тимка уже спал -  летел над обрывом, а к нему тянула ветки пушистая верба. Сегодня он поступил как настоящий мужчина. Бабушка была довольна, так обрадовалась, целовала его и утешала, когда он ревел, и ноги сама ему вымыла, и варенья дала целую банку. Половину он съел, больше не смог, половину завтра съест. Тимка сладко улыбнулся во сне.