Веретено

Веретено

1. Детали этики

Темнота рождает мысли. В начале было слово. До него не было ничего. Ничто могло выбирать из множества слов. И почему-то выбрало это слово. И слово было Энергия. Так мы называем тень того слова. За неимением сравнения нет для нас другого слова. То что отбросило эту тень назвало бы себя иначе. Рождение для него было проклятьем. Оно родилось с единственным желанием умереть. Само существование для него было злом. И кроме него, кроме зла, ничего не существовало, ведь само существование появилось только вместе с ним. Оно назвало бы себя иначе, оно назвало бы себя словом Зло. Оно стремилось вернуться, оно стремилось не существовать. Не существовать стало добром. Единственной целью стало добро. В начале было слово. И это слово было Зло.

Говорят, что от рождения Энергии до первых ее превращений прошла малая, неуловимая доля секунды. Но конечно, никто не стоял рядом с хронометром. Потому что «рядом» не было, и не было того, что можно было бы измерить. Времени не было. Ведь нельзя назвать временем бесконечную замкнутую боль, без фаз и намека на пульс. Нельзя назвать временем вечность.

В конце вечности появился путь к цели. Появился способ ее достичь, путь к небытию, путь назад. Путь зла к добру. Этот путь – время. Энергия двинулась к покою. Движение энергии к покою назвалось словом время. Путь извилистый и иногда петляющий.

В начале было слово, потом стало время. В начале было Зло, потом стало Добро.

У этики всего лишь две детали.

Да, всё так и было, когда Он дошел до ворот. Здание старого административного корпуса, как и весь завод, было предназначено к сносу и уже готовилось к нему, но снос постоянно откладывали. Коммуникации отрезали, не было электричества, и остался только старый водопровод. Облуплено было крыльцо, углы высоких потолков в кабинетах, оранжевая краска на узких и коротких досках пола, все было облуплено и продолжало осыпаться. Но здание на время прикрыло свой остов, была весна, вплотную к открытым окнам стояли тополя с зелеными листьями, они уже шумно шелестели, и взгляд не мог оторваться от солнечных пятен на оранжевом полу.

Здание было опустошено, только в нескольких комнатах стояли по одному или два больших стола со старыми инвентарными номерами завода, на них аккуратно лежали книги, небольшие стопки чистых листов тонкой грубоватой бумаги, в ящиках столов лежали исписанные листы и гербовые бланки. Почти в самом центре города посреди заброшенной промзоны в почти пустом здании, в этом скелете, была уже привычная тишина, звуки города не долетали сюда, и даже видимые из окна вагоны метро неслись бесшумно.

Опустошение в здании не было связано с бедностью или нуждой, нет, комфорт с легкостью могла обеспечить научная организация, в чье ведение входил ранее и завод, и этот дом и все в округе. И все, кто хотел, давно перебрались в новые корпуса на другой стороне города. Даже в лучшие времена простота рабочей обстановки была давней и даже древней традицией скелета, которую возможно сохранят и при новом строительстве на этом месте. Остались те, кто ожидал перевода и кто просто не хотел менять привычек. Большей частью здание пустовало, и последнее время Он бывал здесь один.

Казалось, место обязывало иметь странности характера, но, как и везде, без всяких странностей, обычнейшим и нормальным образом шла работа, и в последнюю неделю срока сдавалось что-то наспех дописанное. Работая над очередной рецензией, Он писал: «Красивая мысль должна выдержать крайности своей области определения. Чем больший объем реальности она выдерживает, тем она красивее. А для того, чтобы добиться собственной проверки она должна быть еще и внешне привлекательной. Вопрос для нее – чьей проверки добиваться, то есть как выглядеть, кому понравиться. Большое количество поклонников не гарантирует успех. Одеться в рифму или афоризм – отпугнуть такой пошлостью сильную любовь. Красота не должна подтверждать жизнь, несколько слов должны уметь ее повернуть».

Сколько интересного может появиться из малоинтересного. Для знания неверен закон сохранения. Свойства информации не ограничены свойствами ее носителя. Одно наблюдение или одна чужая мысль сколько вариаций сочетания с другими может претерпеть без дополнительных внешних толчков. И кое-что из того, что появляется просто из пальца, может оказаться интересным. И это может жить самостоятельно. Чем отличается создание стройной выдуманной реальности от сотворения мира.

Именно сотворения. Этот новый мир может использовать материальные связи для отражения иных законов, иной логики, не оглядываясь на действительный мир. Именно не оглядываясь. Возможности изменения структуры материи, пригодные для выражения отношений между символами, никак не ограничивают и не определяют возможности этих отношений. Материя, которая может быть только правдой, может нести на себе ложь. Материя, являясь по содержанию полным выражением закона этого мира, предоставляет свою форму в пользование беспредельному беззаконию. И форма может поспорить по своему богатству с содержанием. Именно по богатству лжи.

Ложь в традициях морали Его мало занимала. Была интересна ложь как признак разума. И даже более. Ложное отражение закона мира породило не только мысль, сама возможность ложного отражения есть потенциал жизни. Случайное проявление этой возможности и есть начало жизни.

Ложь этого мира слишком заняла сегодня Его мысли. Уж слишком. Мысли слишком разветвлялись, и уж слишком разной длины были эти витки.