Вериспексор

Глава 1. Адаптация.

Холодно. От холода никуда не деться. Тонкое шерстяное одеяло не спасает, сколько не кутайся. Холод поднимается изнутри, кажется, что внутренние органы смерзаются в ком. Пошевелиться невозможно. Пальцы дрожат, пытаясь ухватить край одеяла. И звук сирены подъёма – громкий, разрывающий барабанные перепонки. Под такой не уснёшь. Хочется зажать уши, но тело настолько замёрзло, что, кажется, развалится на куски от резкого движения. И шуршание бумаги. Образы чего-то падающего, похожего на снег, ускользают, уплывают вместе с дремотой за секунду до узнавания.
– Эй, Ниро, подъём! – Лари спрыгнул с верхней койки и толкнул в плечо своего нижнего соседа по спальному месту, свернувшегося в позу эмбриона и натянувшего одеяло по самые уши.
Окрик вернул Каю способность соображать и двигаться. Он с трудом распрямился и вылез из кровати, попутно задев головой свисавший с верхней койки кружевной женский пеньюар, хозяйка которого мирно спала, уткнувшись носом в стенку, и абсолютно игнорировала не желающую затыкаться сирену. Прикосновение тонкой, пахнущей духами ткани было неприятным. Окоченевшие пальцы едва слушались, но Ниро всё равно достал из-под плоской жёсткой подушки линейку, привезённую ещё с первого места службы – станции «Ладонь Неба». Машинально он провёл большим пальцем по её неровной поверхности, пересчитывая все крошечные выбоины и сколы. Кай знал их наизусть.
Станция «Вознесение» была второй для него, и во многом походила на первую, носившую гордое название «Ладонь Неба». Они относились к одному паттерну «Око Бури» и имели одинаковую базовую планировку. Едва прибыв сюда, Липпе уже мог свободно ориентироваться, проблемы поначалу возникали только на торговых и жилых уровнях, застроенных без всякой схемы кособокими хибарами и лавками из дешёвого пластека. Ещё одним отличием было месторасположение «Вознесения». Эта станция висела на орбите мира-улья, на пересечении нескольких стабильных варп-маршрутов, её шлюзы и склады никогда не пустовали, пассажирские и грузовые челноки без устали курсировали между доками и от станции на поверхность планеты. Каждый цикл здесь начинался с грохота механизмов и литаний технопровидцев, протекал в нескончаемом гомоне человеческих голосов и завершался окриками Станционной Стражи и вонью гнили, машинной смазки, ржавчины и пота.
Ниро перевели на «Вознесение» в спешке, ничего толком не объяснив. Просто вызвали в один из циклов и сунули в руки планшет с данными о новом назначении, сказав, что его корабль через час начнёт ритуалы отстыковки. В коридоре Липпе столкнулся с другими бывшими схоластами, привезёнными на «Ладонь Неба» вместе с ним. Все они выглядели растерянными и держали в руках точно такие же планшеты. Их раскидали в разные уголки сегментума, не дав даже толком попрощаться.
Участок Адептус Арбитрес на станции «Вознесение» был некрупным, основную работу по отлову мелких преступников, прекращению драк и поиску контрабанды выполняли Станционная Стража и таможенная служба, за которыми Арбитры только надзирали. Сами же они занимались поиском и ликвидацией опасных бунтовщиков, дезертиров и предателей и расследованием сложных и запутанных дел. Потому в участке обретались не только бравые маршалы с квадратными подбородками, но и скромное отделение вериспексоров, к которым и присоединился выпускник схолы прогениум имени святого Даниэла, Ниро Липпе с позывным «Кай».
За прошедшие с тех пор два года он вытянулся, его кожа, лишённая солнечных лучей Цензорикса, приобрела голубоватую бледность, что, вместе с пепельными волосами и белёсо-серыми глазами, делало его похожим на альбиноса. Черты лица заострились, худоба проявилась ещё сильнее. Ниро был выше всех своих сослуживцев и неизбежно выделялся на построениях и инструктажах, что не добавляло ему ни популярности, ни душевного спокойствия. Койка в общей для шестерых кадетов-вериспексоров спальне оказалась для него слишком короткой, но Липпе быстро приспособился спать, притянув колени к груди. В целом, он считал своё место службы ничем не хуже прочих.
По крайней мере, Ниро постоянно пытался себя в этом убедить, и порой ему даже это удавалось. Сегодня он заправил постель точно по линейке с третьего раза. Складки всё время выбивались, постельное бельё никак не хотело ложиться ровно, да и пеньюар умудрился свалиться на голову. С каждой новой попыткой Липпе нервничал всё больше, но не прекращал механически повторять одну и ту же последовательность действий. Если постель удавалось заправить ровно с первого раза, начало дня можно было считать относительно удачным. Вид смятой простыни или сдвинутого хоть на сантиметр в сторону одеяла вызывал у Ниро смутную тревогу, от которой необходимо было избавиться. Липпе понимал всю нелепость этого чувства, но ничего не мог с собой поделать. Этим утром, после тяжёлого и неприятного сна чёткое выполнение ритуала было особенно важным. Выровняв постельное бельё по линейке, Ниро немного успокоился. Ему не пришлось повторять всю процедуру под насмешливыми взглядами сослуживцев в четвёртый раз. Хватило и трёх.
К шкафчикам Липпе подошёл последним – слишком долго вставал, слишком долго возился с постелью. Его сослуживцы толпились, толкаясь плечами и стараясь побыстрее вытащить полотенца и бритвенные принадлежности. Сигнал побудки наконец-то замолчал, значит, стоило торопиться, чтобы успеть привести себя в порядок перед общей молитвой и построением.
– Крис. – Ниро удивился тому, как хрипло и тихо прозвучал его голос.
Коренастый Крис Сараэн стоял прямо перед ним и копался в своём шкафчике, полностью загораживая дверцу шкафчика Липпе. Он не обратил внимания на оклик, начисто проигнорировав все попытки Ниро привлечь его внимание. Тот вскинул руку в неловком жесте, едва не задев столбик кровати, а потом медленно опустил. Бесполезно.
Следует подойти и несильно толкнуть его плечом. Так же, как все это делают. Этот жест он поймёт и истолкует правильно. Они ведь так и поступают. Это не сложно.
Ниро злился на себя за нерешительность, но так и не смог пересилить нежелание проверять, кто из них двоих сильнее. Он и так знал ответ. Один раз Липпе всё-таки рискнул, и его просто отпихнули в сторону. Было унизительно и обидно, но тогда Ниро просто промолчал. И потом весь день думал о том, что должен был сказать.
Тревога, родившаяся из внутреннего холода и неровных складок, вскормленная нервозностью и вынужденным промедлением, нарушавшим утренний порядок действий, усилилась, игнорировать её уже не получалось. Ниро прикоснулся подушечкой большого пальца к костяшке на левой руке.
Раз. День не задался с самого начала. Почему здесь так холодно? Надо остановиться, пока никто не заметил.
Два. Три. Четыре. Останавливаться нельзя. Иначе будет только хуже. Это ненормально?
Пять. В горле будто застрял комок, челюсти заболели от напряжения.
Раз. Два. Три. Сколько можно возиться? Быстрее.
Четыре. Пять. Раз. Два. Большой палец касался костяшек по очереди, не останавливаясь. Привычный ритуал, необходимый, чтобы вернуть душевное равновесие.
Три. Четыре. Пять. Почему я не могу быть как все? Почему они меня не принимают?
Раз. Два. Они считают меня странным?
Три. Четыре. Потому, что я прибыл на станцию позже всех?
Пять. Раз. Прошло достаточно времени. Я пытаюсь быть, как они.
Два. Мне тут долго служить. Всю жизнь. Я должен научиться.
Три.
Четыре.
Тугой комок в горле исчез, мышцы постепенно расслабились, беспорядочно скачущие мысли замедлились. Липпе почувствовал себя опустошённым и уставшим. Он с трудом расслабил пальцы, заставил себя разжать кулаки.
Наконец проход к шкафчику освободился, Ниро поспешно отпер дверцу, едва не задев Лари. Тот лишь усмехнулся, но даже не повернул голову в его сторону. Личные вещи Липпе лежали внутри шкафчика в строгом порядке, не менявшемся ещё со схолы. Ниро взял всё необходимое и аккуратно закрыл дверцу. Стрелка на хронометре, висевшем между вставленными в рамки цитатами из Лекс Империалис и Кредо, неумолимо отсчитывала время, резкими, рублеными движениями переходя от одного деления к другому. Липпе непроизвольно начал отсчитывать каждый рывок, отмерявший секунду, но вовремя себя одёрнул и поспешно вышел из узкой каюты.
В душевой висело облако молочно-белого пара. Остальные вериспексоры уже успели занять почти все кабинки, Ниро, как это чаще всего и случалось, досталась крайняя, с плохо отрегулированным смесителем. Мыться в ней было неудобно, температура воды постоянно менялась сама по себе, из рассеивателя бил то кипяток, то жидкий лёд. Кроме того, все, уже помывшиеся, проходили к раковинам мимо неё и имели возможность видеть ничем не прикрытую тощую спину Ниро. Кабинки представляли собой лишь тонкие полупрозрачные перегородки из пластека высотой в человеческий рост с узкими «дверцами» на уровне бёдер. Липпе и так приходилось пригибаться, чтобы уместиться под душем, что делало его положение вдвойне унизительным.
Однако этим утром напор горячей воды был на удивление сильным, чем кадеты-вериспексоры беззастенчиво пользовались. Из кабинок доносись их голоса и смех. Обычно им приходилось мыться едва тёплой водой. Заполнивший душевую густой пар служил хоть какой-то защитой.
Ниро выставил вентиль горячей воды на максимум и подставил заледеневшее тело обжигающим струям. Времени у него осталось не так много, но Кай использовал его до последней секунды. Холод так и не ушёл, спрятавшись внутри, свернувшись кольцом в животе. Ниро безнадёжно покачал головой и выключил воду. То, что на ледяную она успела переключиться только три раза, можно было считать большой удачей.
Липпе обернул бёдра полотенцем и вышел из кабинки. Остальные кадеты-вериспексоры выстроились перед раковинами и брились, перебрасываясь шутками и ехидными замечаниями. Ниро тоже подошёл к раковине и провёл ладонью по подбородку, как всегда идеально гладкому. Из мутного, покрытого капельками воды зеркала на него смотрело худое бледное лицо, такое знакомое и такое раздражающее. Ниро разложил на раковине принесённые с собой принадлежности – ровно и по размеру – и снова посмотрел на своё отражение. Снег. Или листья. Падали с мучительной неторопливостью. Противоестественно медленно. Кай удивлённо моргнул, видение сразу же исчезло, сменившись его собственным лицом с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом.
– Эй, Ниро, ты, конечно, не красавчик, но чего так пугаться-то? – Лари рассмеялся, остальные поддержали его.
Смех продлился секунд тридцать, потом о существовании Липпе снова забыли.
Они считают меня уродом? Логично. Но что в этом смешного?
Ниро посмотрел на свои растопыренные пальцы, длинные и бледные, в едва заметных следах чернил и жёлтого налёта от палочек лхо, к которым он пристрастился, чтобы хоть как-то вписаться в коллектив. Не помогло. Его игнорировали даже в курилке, а то и посмеивались, глядя на его странные манипуляции с сигаретами. Липпе включил воду – только горячую на максимум – и намылил руки. Потом смыл и повторил. И ещё раз, пока ладони не покраснели. Только после этого он смог заставить себя заняться остальными банными процедурами.
Из душевой Ниро вышел последним, торопливо застёгиваясь на ходу. Пуговицы через одну, потом оставшиеся – он так не делал уже давно, но пальцы двигались сами по себе, вспоминая детскую привычку.
С этим днём что-то не так. Со мной что-то не так. Почему я не могу быть как все? Болтать, бриться, смеяться со всеми. Почему это так сложно?
Нет. Не то. Почему так холодно? Даже после горячего душа. Этого никто не замечает. Почему? Дело не в сломавшемся оборудовании, не в проблемах на станции, дело во мне.
Опять во мне. Что я видел во сне? Это важно. Всё началось после того сна. Снег? Поэтому холодно? Кто-то пошутил? Крис? Лари? Дэннет?
Нет. Не снег. Не могу вспомнить. А в душевой? Что это было? Снег? Опять нет. Лепестки цветов? Уже ближе.
– Ей, Ниро, смотри, куда прёшь! – Крис, затормозивший посреди коридора, зло посмотрел на врезавшегося в него Липпе. Прямо перед ним тяжело и медленно полз архивный сервитор, нагруженный планшетами и свитками. Остальные вериспексоры по одному обходили его, протискиваясь в узкий промежуток между массивной тушей лоботомированного раба и стеной.
– Извини, я задумался. – Ниро поднял голову и уставился на сервитора. Его мысли переключились на свитки, которые тот нёс в коробке, зажатой разлапистыми клешнями. – Как думаешь, что там, в свитках? Раз он на нашем этаже, значит, либо судебные дела, либо протоколы допросов.
Крис пожал плечами, ему совершенно не хотелось поддерживать разговор. К тому же, ровный тон речи новичка его раздражал. По нему никогда нельзя было точно определить, что тот думает или чувствует.
Ниро неловко переступил с ноги на ногу, коря себя за то, что вообще заговорил, и вытянул шею, стараясь разглядеть, что же нёс сервитор. Если это протоколы судебных заседаний – столь редких на этом участке Арбитрес – то он мог бы попытаться получить разрешение прочесть их. Если протоколы допросов опасных преступников, его к ним точно не подпустят. А если просто копии отчётов Станционной Стражи, не стоило и стараться.
Погрузившись в размышления, Ниро не заметил, как наступила его очередь протискиваться мимо сервитора. Ему это удалось легче, чем остальным кадетам-вериспексорам, — помогло худощавое телосложение и длинные ноги. Проходя мимо, Кай не удержался и взял верхний свиток, оказавшийся пояснительной запиской. Наскоро просмотрев текст, Ниро разочарованно положил её обратно. Потом остановился, чтобы поправить стопку типовых планшетов Станционной Стражи. Всё-таки, это оказались всего лишь копии отчётов.
В каюту Липпе вернулся последним, когда его сослуживцы уже занимали свои места перед триптихом Императора Указующего в окружении святых Валерия и Луциана. Настало время общей молитвы, пропускать её было никак нельзя, и дело было вовсе не в строгом взыскании, которое обязательно за этим следовало. Ниро молился искренне, хотя и не совсем о том, о чём молились остальные кадеты. Его губы беззвучно шевелились, а мысли были сосредоточены и ясны — Кай просил указать ему путь, направить туда, где его место, его предназначение. Туда, где он не будет лишним, где люди будут смотреть на него, а не сквозь. Где перестанет иметь значение то, чем он отличается. Просил уберечь от безумия и страха. Защитить. Направить. Липпе устал быть неуместным, неловким, чужим. Не в стае. Не в группе. Без людей проще, не надо переживать, что сделаешь и скажешь что-то не так. Не надо пересиливать себя, чтобы заговорить, натужно и фальшиво смеяться, делать то, что и остальные, каким бы глупым оно ни казалось. Без людей проще. Но быть изгоем слишком тяжело. И потому Ниро молил Божественного Императора о даровании пути.
После молитвы кадеты-вериспексоры покинули каюту и отправились на построение. Оно проходило в общем зале на этаж ниже, спуститься туда можно было либо на лифте, крошечном и вечно забитом, либо по служебной лестнице, которой, казалось, кроме кадетов никто и не пользовался, настолько запущенной та выглядела. Форменные ботинки дробно прогрохотали по ступеням, сбивая хлопья ржавчины и поднимая облачка пыли. Кадеты-вериспексоры считали эту лестницу своей просто потому, что никто больше не рисковал по ней спускаться. Каждый из них, встав на нижнюю ступеньку, дружески хлопал по перилам. Ниро всегда поступал так же, хотя и не видел в этом смысла. Ладонь после этого всегда приходилось вытирать платком.
Двери в зал были открыты, построение должно было скоро начаться. Широкоплечие Арбитраторы стояли, расставив ноги, сцепив руки за спиной и вздёрнув квадратные подбородки к самому потолку. Кадеты-вериспексоры выстроились за их спинами, старательно скопировав позы. Липпе занял своё обычное место первого в шеренге. В схоле было так же – самый высокий, вечно торчащий в начале ряда. На себе Ниро чувствовал взгляд старшего Арбитра Кесайля, проводившего утренние построения. Липпе на голову был выше стоявшего перед ним Арбитратора и потому привлёк ненужное внимание. Как и всегда. Старший Арбитр раздражённо поморщился и вышел на центр зала. Он не скрывал того, что считал кадетов – не важно, к какой именно подгруппе они относились – бесполезными и не стоящими внимания.
Ниро едва слышал речь Кесайля, безусловно вдохновляющую, но повторяющуюся каждое утро почти без изменений. Кровь пульсировала в висках, во рту было сухо. Зрительный контакт продлился всего несколько мгновений, но этого хватило, чтобы разрушить то хрупкое душевное равновесие, которого ему удалось достигнуть во время молитвы. Липпе не мог позволить себе сейчас лишних движений. Арбитраторы и кадеты замерли совершенно неподвижно, пошевелись он хоть немного, это бы точно заметили. Не оставалось ничего другого, кроме как вознести молитву святому Валерию об утешении, пока не стало хуже. Ниро повторил её молча четыре раза подряд. Узел тревоги, сдавивший горло, стал слабее, зал прекратил сжиматься удушливым кольцом.
Опять это чувство. Я даже в глаза посмотреть не могу. С такими симптомами даже в лазарет не пойдёшь. Ссылка в монастырь будет везением. Откуда это во мне? За что?
Липпе с трудом дождался конца построения. Но, когда старший Арбитр объявил о его окончании, не рискнул первым идти к выходу. Ниро казалось, что Кесайль наблюдает за ним, ждёт, когда новичок-вериспексор ошибётся, чтобы как следует наказать в назидательных целях.
У самого выхода Ниро рискнул обернуться. Старший Арбитр что-то обсуждал с одним из судей и совершенно не интересовался ни кадетами, ни кем-либо ещё в зале. Липпе вздохнул и заторопился к лифту. Сегодня он должен был получить новое назначение и нового руководителя, опаздывать не хотелось.
Двери пассажирского лифта захлопнулись за спинами кадетов-вериспексоров почти у самого его носа. Из-за излишней осторожности в зале Ниро отстал от своей группы и не успел. Подождать его, разумеется, никто не догадался. Несколько минут Липпе стоял неподвижно, решая, что ему делать дальше. Выход был только один – лифт для сервиторов.

Кадетам не разрешалось использовать оборудование Адептус Механикус под угрозой строгого выговора от начальства и порицания от технопровидцев, которые его обслуживали. Сложно было сказать, что из этого было неприятнее. Жрецы Бога-Машины не церемонились с теми, кто смел нарушать их правила и посягать на то, что принадлежало им по праву. Они считали непосвящённых варварами, которые так и норовили всё сломать и испортить. Но Ниро колебался недолго. Ему уже приходилось пользоваться лифтом для сервиторов, тот был куда быстрее и вместительнее пассажирского, а попутчики выгодно отличались от прочих кадетов своей молчаливостью.
Липпе без тени сомнения миновал предупреждающие знаки и подошёл к металлическим дверям. Привычной кнопки с руной вызова здесь не было, Механикус она была ни к чему. И потому юный кадет вынужден был ждать, когда двери откроются, выпуская очередного сервитора. Лифт использовался постоянно, его пассажиры входили и выходили на каждом этаже. В этот раз Ниро пришлось протискиваться между двумя ремонтными сервами, застывшими у самого входа. Их растопыренные конечности представляли собой внушительный набор всевозможных инструментов для починки электрооборудования. Липпе постарался не задеть ни один из них. Порванную или испачканную смазочными маслами форму он не смог бы объяснить, не раскрыв своей провинности. У дальней стенки замер длинный и тощий, увитый проводами архивный сервитор. Ниро встал рядом с ним, искренне надеясь, что им нужно на один этаж. В манипуляторах сервитор бережно держал свитки, из динамика, вживлённого в его удлинённое горло, доносились сипение и дробь бинарика.
Липпе блаженно закрыл глаза. Среди бездушных машин он чувствовал спокойствие. Ниро думал, что никогда не смог бы стать частью этой разномастной группы, ведь едва ли он способен был провиниться настолько сильно, чтобы его отдали Механикус на переделку. Но сервиторам было всё равно, рядом с ними можно было просто молчать. Лоботомированные рабы просканировали Липпе, едва он вошёл, и не сочли стоящим внимания, ведь у него не было инфосферы, из которой они могли бы считывать задания или обновления, следовательно, он не входил ни в одну из групп и подгрупп подчинения. Не интересен.
Лифт резко затормозил, створки разъехались с ржавым скрежетом. Архивный сервитор направился к выходу, передавая свои координаты и маршрут на бинарике ремонтникам, застывшим у дверей. Ниро поспешил за ним, стараясь не отставать ни на шаг. Он едва успел выскочить наружу, когда створки лифта захлопнулись у него за спиной с громким лязгом.
– Спасибо, что выручил. – Липпе хлопнул ладонью по одному из манипуляторов сервитора.
Бессмысленный жест и бессмысленные слова, ненужные бездушному и лишённому собственной личности существу. Однако сервитор повернулся к Ниро и издал серию щелчков, перемежаемых сипом. Он встряхнул своими свитками и протянул к кадету-вериспексору свободный манипулятор. Липпе замер, не в силах справиться со сковавшим его холодом. Казалось, все внутренности превратились в ледышки, а на глазных яблоках наросла изморозь. Из манипуляторов сервитора падали листы бумаги. Медленно, как во сне. Они опускались на пол и исчезали, чтобы снова упасть. Видение, как и холод, длилось всего мгновение. Когда всё закончилось, Ниро испуганно отшатнулся и, развернувшись на каблуках, побежал прочь.
Хватило его ненадолго. Очень скоро мышцы на ногах заныли, грудная клетка стала наполняться иголками при каждом вдохе, а выдохи вырывались с влажным хрипом. Липпе остановился, держась рукой за стену. Коридор был пуст, хорошо знавший станцию Ниро выбрал его инстинктивно. Здесь можно было прийти в себя без удивлённых взглядов и насмешек.
Я схожу с ума? Не хочу в шлюз. Там холодно. Даже холоднее, чем на станции сегодня. Хорошо, что никто не видел. Я вёл себя странно. Очень странно. Почему же так холодно?
Липпе опустил голову, чтобы отдышаться, и безмолвно выругался. Его левая ступня стояла на стыке плит пола. Юноша почувствовал, как снова учащается его дыхание, в висках появляется тяжесть, а в горле – сухость. Пальцы невольно заскребли по стене, нервы, и без того натянутые до предела, едва могли выдержать ещё одно испытание. Липпе попытался дышать медленнее и прекратить царапать стену.
Надо вернуться назад. На одну плиту назад.
Ниро оторвал руку от стены, прижал её к животу и переступил, стараясь не задеть стыки плит на полу. Он снова принялся пересчитывать костяшки, едва не путаясь в длинных пальцах. Тревога отступила, сердцебиение почти пришло в норму, в голове прояснилось, дышать стало заметно легче. Досчитав до конца, Липпе сделал шаг вперёд, встав точно на центр плиты. Дальше он пошёл аккуратней, повторяя про себя молитву святому Валерию об утешении.
Коридор был техническим, но пользовались им редко. Зато через него легко можно было попасть к архивам участка Арбитрес. Ниро обнаружил похожий коридор ещё на «Ладони Неба» и пользовался им каждый раз, когда приходилось спускаться на лифте для сервиторов. Это сокращало путь ещё на несколько минут. В итоге Липпе успел первым к входу в крыло вериспексоров, опередив уехавших без него на лифте кадетов. Когда они подошли, он уже стоял у бронзового стола, расположенного у самого шлюза, и ждал, когда ему сообщат его назначение на текущий цикл. Сервитор, подключённый к когитатору, утробно гудел, неторопливо выискивая в массиве данных нужный кусок.
– Эй, Ниро, ты как здесь оказался? – Лари удивлённо посмотрел на Кая. Он совсем забыл о нём, даже не заметил, что того с ними не было.
– Спустился по лестнице, – серьёзным тоном ответил Ниро.
Конечно же, он шутил — до лестницы было идти далеко, а короткой дороги как к залу построений просто не существовало. Кроме того, она сейчас была закрыта на техническое обслуживание. Ниро заметил объявление рядом с казарменными каютами ещё несколько дней назад, а позавчера такое же появилось около столовой. И потому он рассчитывал, что Лари рассмеётся его шутке и не станет расспрашивать дальше.
– Вот, значит, как? Понятно тогда, почему так тяжело дышишь. – Лари посмотрел на Липпе со смесью жалости и насмешки.
Ниро замер, удивлённый такой реакции сослуживца. Не мог же он поверить? Или ему всё-таки было смешно? Выражение лица Лари не было похоже на то, которое у него бывало, когда он смеялся над шутками других кадетов-вериспексоров. Из ступора Кая вывел странный чихающий звук, который издал сервитор. Тот протянул Липпе распечатку с деталями его нового назначения, ещё тёплую и пахнущую священными маслами и чернилами. Ниро вцепился в лист бумаги обеими руками, не обратив внимания на сердитый окрик Лари, которому пришлось его обходить.
До этого целых три недели Кай занимался случаями контрабанды, это было муторное и скучное дело, ему поручили сверять бесконечные списки товаров и накладных, а потом таскаться со всем этим добром по складам и перепроверять. Вчера, наконец, дело было официально закрыто, и он надеялся, что его переведут к другому вериспексору.
Матильда Ди Крус! Наконец-то что-то стоящее.
Ниро отошёл в сторону, пропуская остальных кадетов к столу.
Матильда Ди Крус была Старшим Вериспексором и работала со Станционной Стражей, когда тем требовались услуги судмедэксперта. Своих специалистов у Стражей не было, поэтому они обращались в случае необходимости либо к Арбитрес, либо к Госпитальерам, у которых на «Вознесении» была своя миссия.
Ниро нравилось работать под началом Ди Крус, она всегда брала сложные и запутанные дела, а его выбирала за внимание к деталям и крепкий желудок. Кроме того, старший вериспексор обращалась к нему только по делу и пресекала любые попытки посторонних разговоров. С ней он мог не пытаться изображать дружелюбие и общительность. И мог не бояться ляпнуть что-нибудь неуместное.

Ниро скатал лист с назначением в тугую трубочку и сунул за пояс. Так он поступал с каждой такой распечаткой. Для Липпе это означало начало работы, отправную точку и первый этап подготовки. Вторым было найти свой новый стол – для каждого задания кадетам назначали новый рядом с вериспексором, который вёл дело – и подготовить. Кай уже знал дорогу, времени тоже было достаточно, он мог не спешить.
Крыло вериспексоров представляло собой настоящий архив, полный особой библиотечной тишины, разбавляемой лишь тихим шуршанием самописцев и гудением когитаторов. Огромный зал был превращён в настоящий лабиринт из узких проходов между шкафами с книгами и свитками и закутков, в которых работали аналитики Арбитрес. Ниро нравилось здесь находиться, он с жадным любопытством рассматривал корешки увесистых томов, скользил взглядом по медным табличкам на полках, вслушивался в стрёкот механизмов и тихое эхо голосов. Каждый день, приходя сюда, он мечтал, что однажды ему выделят собственный стол, на котором он сможет поддерживать свой собственный идеальный порядок, а рядом на полках будут стоять нужные и интересные книги. И Липпе усердно трудился ради исполнения этой мечты.
Рабочее место Старшего Вериспексора находилось в самой дальней части главного архивного зала. Оно было просторней, чем у остальных и вмещало столы целых пяти помощников. На столе, выделенном Ниро, уже лежали письменные принадлежности, тонкая папка с основными материалами дела, запечатанная и потому пока что недоступная, побочные и справочные материалы и чья-то не очень чистая кружка с символом Арбитрес. Липпе брезгливо поморщился и огляделся, думая, куда бы её деть. В итоге лишняя деталь интерьера была сослана на стол сервитора-самописца с зашитым ртом. Ниро подумал, что это была вполне забавная шутка. Сервитор к его юмору остался равнодушен.
Разобравшись с приблудной кружкой, Липпе вернулся к своему столу. Тот был в полнейшем беспорядке, оставленном предыдущим вериспексором. Мало кто утруждал себя выравниванием стопок писчей бумаги после окончания расследования, да и архивные сервиторы складывали новые материалы как попало. Кай посмотрел на хронометр – до начала работы оставалось ещё десять минут. Сначала Ниро разложил документы и писчую бумагу по стопкам – ровно по линейке, расстояние одинаковое, ни один лист не выбивается. Левая стопка с чистыми листами самая высокая, дальше по уменьшению. Папки с документами лежат по цветам – самые тёмные внизу, светлые – наверху. Потом проверил перья, разложил их по длине, заточил все карандаши и поместил их в длинный жёлоб справа от перьев. Кай пересчитал писчие принадлежности, удовлетворённо кивнул и начал произносить молитву, беззвучно шевеля губами. Руки двигались в такт словам, упорядочивая пространство и привнося в него законченность и логику. Лотки для входящих и исходящих документов передвинулись немного вправо от центра стола, так их можно было видеть из-за когитатора. Стопки листов были поправлены ещё два раза. Карандаши – снова пересчитаны.
Пока Ниро сосредоточенно раскладывал перья и поправлял бумагу, пришли остальные помощники, назначенные на это расследование. Всех их Липпе уже знал по прошлым делам, и все они были старше и опытнее него. Вериспексоры рассаживались, раскладывали свои вещи, то и дело раздражающе стуча кружками с кофеином по столам. На старания младшего коллеги они смотрели с улыбкой. Педантичность Кая казалась им чрезмерной и потому забавной. Ниро упорно не замечал их смешков, благо комментировать в этот раз никто не стал.
Закончив со своим столом, Липпе снова взглянул на хронометр. У него оставалось ещё несколько минут, а Матильда до сих пор не пришла. Поколебавшись ровно три с половиной секунды, Ниро подошёл к столу Старшего Вериспексора и принялся поправлять стопки бумаг, писчие принадлежности и папки. С его места весь этот бардак хорошо просматривался, и Кай не хотел, чтобы неровно сложенные стопки рядом с когитатором начальницы отвлекали его от работы. Липпе строго соблюдал привычный для госпожи Ди Крус порядок, стараясь не примешивать к нему личные предпочтения. Пальцы Кая зависли над стопкой папок. Те лежали ровно, но вперемешку. Разложить их по цвету было бы правильно.
Нет. Это её порядок. Она положила их так по какой-то своей схеме. Нельзя трогать.
Ниро сжал кулаки и отвернулся. Разноцветные папки притягивали взгляд, сам факт того, что они лежали ровно, но не по цвету, заставлял нервничать и всё время оборачиваться. Липпе сел на своё место, старательно не глядя на стол начальницы. Сосредоточившись, он принялся пересчитывать костяшки на пальцах левой руки. Когда счёт закончился, Ниро с облегчением понял, что стол Матильды и её папки его больше не беспокоят. Теперь надо было дождаться нужной доли цикла на хронометре – без восьмёрки – и включить когитатор. Забормотав литанию, Кай нажал на руну активации.

Ниро взглянул на хронометр – третий раз за последнюю минуту. Матильда задерживалась, остальные вериспексоры, назначенные на расследование, расслабленно болтали, попивая кофеин. Липпе в их разговорах не участвовал и уже успел пожалеть, что не додумался сам принести себе кружку горячего напитка. Холод, преследовавший его с самого пробуждения, снова усилился. Кай чувствовал, как коченеют пальцы. Мышцы покалывало ледяными иголочками, казалось, ещё немного, и сердце остановится, не в силах больше перекачивать загустевшую кровь. Чтобы отвлечься, Ниро встал и взял с полки толстый том в плотной коричневой обложке. Он читал его всякий раз, когда его назначали помощником к Старшему Вериспексору Ди Крус.
Кай бережно положил книгу на стол, провёл рукой по выпуклому заглавию. «Большой Труд по Криминалистке» за авторством проктора Ганеши Роланда охватывал все аспекты проведения следственных действий и дознания. Чтение помогло Ниро отвлечься и от тревоги из-за опоздания Матильды, и от мыслей о замёрзших пальцах. Осторожно перелистывая страницы, он старался запомнить как можно больше.
«Тезис о принципиальной раскрываемости любого, даже самого загадочного и невероятного преступления подтверждается положениями криминалистической техники, тактики и методики, а так же практическим опытом многих поколений Арбитров, вериспексоров и прокторов». Кай удивлённо моргнул, с опаской проведя ладонью по странице. Она показалась ему холодной. Но странным было не только это, меж строк Ниро уловил какое-то движение. Он наклонился над книгой и всмотрелся в пространство, не занятое чёрными печатными буквами.
Её тело было изломано: изломанные кости, разорванная кожа, неестественная поза. Глаза смотрят безжизненно, рот открыт в последнем крике. Ещё совсем молодая девушка, красивая, если не считать маски агонии на лице. Сверху на изуродованный труп падают пустые бланки. Белые листы бумаги похожи на листопад. На снег. В холодном безмолвии они опускаются на мёртвое тело, укрывая его от постороннего взгляда. Как листья. Как снег.
Ниро вцепился в край стола, стараясь справиться с собственным дыханием. Ему хотелось закричать, но крик застрял в заледеневшем горле. Другие вериспексоры продолжали смеяться, болтать и пить кофеин. Всё это так дико не сочеталось с только что увиденной картиной, но при этом, казалось таким нормальным и обыденным. Липпе с трудом разжал пальцы и выглянул из-за когитатора. Мир не изменился. Ничего не изменилось. Всё, что только что произошло, коснулось только его.
Я схожу с ума.
Кай коснулся подушечкой большого пальца костяшки на левой руке и начал считать, но быстро сбился, попытался снова, но у него опять ничего не вышло. Первые слова молитвы святому Валерию принесли некоторое облегчение, Ниро повторял её у себя в голове снова и снова, пока не смог нормально дышать. Постепенно он немного успокоился, но вот от мысли, что девушка мертва, и это не фантазия, а самая настоящая реальность, так просто избавиться не удалось.