Верните мне мою смерть!

Верните мне мою смерть!

Последним её воспоминанием стала рвущая тело боль. Где-то там, на грани сознания осталась полоска яркого света. Нет, это не тоннель, в который стремится уставшая от болезни душа, это свет хирургических ламп, прибавляющий к боли угасающего сознания свой невыносимо обжигающий блеск.

А потом наступила тишина, непривычная лёгкость и нега. Давно она не чувствовала себя так хорошо.

Счастье…

***

Ей казалось, что она отмучилась и заслуженно обрела долгожданный покой, но кто-то снова вернул свободное от страданий сознание в постылый мир боли. Обрывками летели странные фразы, стучась в гудящую набатом голову, врезались в мозг, зажигая воспоминания. И сознание ворочалось, крутилось юлой, стараясь вернуться в спасительную ночь без мук, но все было тщетно. Чтобы успокоить бешеную круговерть, она стала вспоминать.

Страшно…

***

— Итак, господа, позвольте вам представить первого человека, которого мы сумели вернуть живым из глубокой заморозки! Мария Коган, замороженная в две тысячи шестнадцатом году в возрасте тридцати лет. Рак лёгких. Сейчас она находится в искусственном неглубоком сне, но, как мы с вами видим, она жива. Метаболизм полностью восстановлен, раковые клетки разрушены. Перед вами, господа, здоровый человек!

Короткие мгновения, когда ей позволяли просыпаться, несли тяжёлый груз эмоций. Первым нападал страх. Каждый раз, как только сознание выбиралось из спасительного сна, врывался ужас, сбивал дыхание, рвал нервы жёсткой паникой, и почти сразу приходило спасительное забытье без сновидений, на грани которого проскальзывали голоса и обрывки фраз: «…давление… критический… держись…»

«Верните мне мою смерть!»

***

Может, не так всё и плохо?

Мария глубоко вздохнула, стараясь унять нервную дрожь, и сделала широкий, уверенный шаг в распахнутую настежь дверь. За этим порогом, отделяющим больничные палаты от свободы нового мира, её ждала судьба по имени Настасья. Она стояла у странной, похожей на каплю машины. Высокая, тонкая. В мешковатом комбинезоне чёрного цвета почти не угадывались очертания тела — издалека Настасью можно было принять за молодого человека: короткая стрижка, ни грамма косметики, ни одного аксессуара, кроме отличительной нашивки Военных Космических Сил на худых плечах.

Пра-пра-пра-правнучка.

Странное ощущение непонятно откуда взявшегося недоверия скользнуло по сердцу, но Мария прогнала неучтивое чувство. Кроме этой девушки у неё никого нет. После «возвращения» прошлое осталось там, в ледяном дыме криогена, развеялось лёгкой печалью, уступив место новой жизни.

И вот уже два человека, связанные кровными узами, но разделённые сотней лет начинают строить совместную жизнь. Одна — с нуля, другая — по приказу начальства…

— Здравствуй, Мария, — Настасья натянуто улыбнулась, не особо скрывая своё недовольство. В больших голубых глазах открыто читалась неприязнь. Легонько хлопнув ладонью по корпусу мобиля, она открыла перед гостьей дверцу. — Садись.

Заготовленная речь развеялась лёгким вздохом на губах. Волнение сменилось острым чувством вины — её навязали. Достали с того света, обратили в свою веру бесконечной жизни и спихнули на руки ближайшей родственнице нежданной обузой.

Мария быстро села в уютное мягкое кресло, подивившись прозрачности мобиля изнутри, вдохнув приятный запах свежей мяты. А потом, отбросив на время свои страхи, окунулась в мгновения поездки, с детской восторженностью разглядывая зелёные улицы, сверкающие чистотой тротуары, нарядные фасады домов.

Машина шла тихо и плавно, будто летела, вызывая в измученном сердце лёгкую щекотку радости.

Всегда бы так. С радостью…

***

— Твоя комната. Располагайся. Я скоро, — отрывисто произнесла Настасья и ушла.

Раздвижная дверь бесшумно отгородила Марию от недовольной родственницы и от всего мира приятной тишиной.

Просторно. Очень. Оттого, что в комнате совсем нет мебели. Ни кровати, ни стула — ничего. Пустая светлая коробка. Даже в больничной палате было лучше…

Появилась Настасья, возникнув среди створок дверей нежданным привидением.

— Ну, вот и я. Есть хочешь?

Пытаясь выдавить улыбку, Мария повернулась на безразличный голос, но слёзы, давно просящиеся наружу, смели все попытки казаться довольной. По щекам предательски заструились горячие ручейки, горло перехватил ломящий спазм боли.

«Я вернулась с того света. И я хочу обратно!»

— Ты чего?

Какое-то мгновение Настасья непонимающе смотрела на новоиспечённую родственницу, потом сделала неуверенный шаг к рыдающей в безмолвии девушке и неуклюже обняла.

— Ничего, — пискнула Мария.

— Эй, нормально всё…

Мария не сдержалась, выпустила из себя боль и страх глухим рёвом