Вернуться

Тот случай стал для нас знаковым. Мы и раньше ругались из-за пустяков, но именно тогда вдруг отчетливо стало понятно насколько мы разные, не похожие друг на друга.

- Что теперь сделаешь? Выкинуть и дело с концом.

Федор возвышался над нами на две головы, не меньше. В нашей компании он всегда был лидером. Когда возраст один и класс один все решают габариты. В любом другом случае никто не рискнул бы с ним спорить, но тут нашла коса на камень. С момента, когда мы нашли растерзанного котенка, Сашка ревел белугой, размазывая слезы и сопли кулаком по чумазой физии, а после Федькиных слов хлюпнул носом пару раз и притих.

Я с удивлением наблюдал, как изменилось его лицо, всегда приветливое, живое, слегка туповатое из-за вечной полуулыбки – оно осунулось, вытянулось. Кожа плотно обтянула скулы и подбородок, а из-под белесых бровей взглянули пристально синие глаза. Помнится, я первым начал дразнить его «голубоглазкой», оно и понятно, цвет Сашкиных глаз сочный, нежно голубой, точь-в-точь мамкина стеклянная ваза для цветов. Сейчас же небеса радужки потемнели, налились предгрозовой тяжестью, обещая знатную непогоду в летний день.

- Его похоронить надо, - процедил Сашка, едва раздвигая губы.

Наверное, он ждал отпора с нашей стороны, и заранее приготовился, чуть ли не силой, отбивать тщедушное тело котенка. Я равнодушно пожал плечами. Пусть делает с тушкой что хочет, хоть мумию, хоть самолетик – не жалко. Котят по двору бегает видимо-невидимо. Сердобольные бабульки со второго подъезда Федькиного дома подкармливают кошек, вот те и плодятся как оголтелые.

Что до растерзанного котенка – есть несколько подозрений, например, прямо под нами живет Степан Савельич, у него доберман. Псина злая и злопамятная, вся в хозяина, который, кстати, не чурается травить не только кошек.

«Это же шутка была. Просто шутка», - сказал он маме, когда она из окна углядела непорядок и выскочила во двор с криками про милицию. Мы тогда здорово камнями отбивались, засев на крыше беседки, словно настоящие первопроходцы в джунглях от хищников. Но и досталось нам неплохо. Сашке еще и за порванные штаны дома влетело.

- Дело твое, хочешь – хорони, - Федька бросил взгляд на меня, на насупленного Сашку, в сторону, тоже пожал плечами и еще раз поддел носком кроссовка мертвое тело. – Что за радость в грязи мараться? Было б ради чего…

Сашка сглотнул, и, уже не обращая на нас внимания, схватил трупик на руки, потащил к кустам. На песке остался бурый след с клоками серой шерсти, мяса и дымчатого пуха. Я невольно отряхнул пыльные ладони. Федор прав, стоит ли мараться? Все равно глубоко не зарыть: или бродячие собаки откопают, или помойные птицы исклюют, так зачем?

Но к кустам мы все же подошли. Вначале просто посмотреть, как глубоко собрался копать Сашка, не имея инструментов, веткой разрыхляя твердую землю и руками загребая ее в сторону, а потом и вовсе принялись давать советы. Я даже сбегал и принес кусок серого шифера, сколотого с крыши беседки. Его приспособили вместо совка, работа пошла быстрее, и мы поспорили, шифер это или черепица. В общем, едва наметившийся бунт затих, когда за нашими спинами прозвучал посторонний голос.

- Ребята, что вы тут делаете?

Обернулись синхронно, как по команде. Федька нахмурился, скрестил руки на груди и буркнул что-то вроде: «Не ваше дело», но очень тихо и, на всякий случай, неразборчиво.

Я сделал шаг в сторону – тетка местная, сейчас как поднимет хай, что мы подкапываем ее «родимые» кустики, разоряем цветник и нарушаем «экологию» двора! Знаю таких. Живут, словно помещики-землевладельцы, копают грядки в общественных местах. Их папа захватчиками зовет, говорит, если они где-то вскопали, что-то посадили, вроде как из благих побуждений, для красоты, нипочем потом не докажешь, что двор общий: «тут не ходи», «цветы не рви», «а ты их сажал?». Короче, проще не связываться.

В который раз за сегодня меня удивил Сашка. Он с упрямством золотоискателя продолжал копать яму, а когда на острое плечо легла рука – тетка требовала внимания – громко и четко произнес: «Не мешайте, пожалуйста. Могилу копаем».

Не-е, я бы так не смог. Определенно.

Как ни странно, тетка шум не подняла, а после Сашкиных слов и вовсе наклонилась до самой земли, зашептала что-то над трупиком – что именно, мне не удалось расслышать, как я и не напрягал слух – замахала костлявыми руками. Мы застыли от удивления. Еще раз окинула нас взглядом, порылась в необъятном бауле и вручила каждому по конфете. Хмыкнула, двинулась в сторону дороги и уже на полпути повернулась, обращаясь к Сашке. К слову, вид у него был ошарашенный: рот раскрыт, глаза вытаращенные, конфета в испачканном кулаке зажата, крепко, как рукоять гранаты на физкультуре – вот-вот кинет вслед.

- Вы котенка-то не хороните. Прежде убедитесь, что мертвый он, - и подмигнула.

Федор с лица спал, побелел. Сашкины колени тряслись, сам видел. М-да, думаю я тогда тоже офонарел ничуть не меньше. Первым в себя пришел Федька.

- Алкоголичка старая. Пропьют весь мозг и туда же, к детям.

«Детей» мы проигнорировали и даже Федора не поддели, ясно ведь, слова кого-то из родителей повторяет, один в один.

- Жуть, - выдохнул я.

- Что шептала-то, слышал кто?

Никто не слышал, но мнения разделились.