Вещь не в себе

Вещь не в себе

1. Егор
****уться. 
В этом доме реально водятся привидения. Или *** пойми что. 
Ноги ****ец трясутся. Сердце колотится, точно травки пыхнул. Хорошо бы так было, иначе не объяснить всю эту неведомую ***ню. 
Крадусь через коридор, точно ****ский ниндзя, в каждой руке – по кухонному ножу. ****ые стены, пол и потолок поворачиваются то деревянной стороной, то каменной, то грязью всякой, рваными обоями или захудалой тканью ковров. Всё скрипит, скрежещет. Трансформируется, каруселится, сука. Не описать словами… Стонет, воет сраный дом. 
Ну ничего, уже привык нахуй. Главное, ноги вовремя переставлять. Да следить, чтобы стенами жопу не прищемило.
Я выберусь отсюда, ****ь!
Ледяное дыхание – прямо мне в затылок. Оборачиваюсь и подскакиваю от неожиданности.
- Медведка! Сраная ты ****а!
****ский торшер стоит посреди коридора прямо передо мной, хотя секунду назад его там не было. Лампа не горит, провода нет, стоит себе, и всё. Только шнурки из бахромы по краю абажура покачиваются от ветров, что гуляют по сучьему дому.
- Когда ты от меня уже отъебёшься?
Молчит торшер.
Прохожу ещё несколько шагов. Какокалофония от Карусели по барабанным перепонкам бьёт, но со стороны торшера - ни звука, ни пука. Оборачиваюсь – ****а-мать! – опять стоит рядом со мной! ***ня на палочке с меня ростом, бахромой невинно покачивает. Как вообще этот абажур уцелел после всего?
- Ладно, ****ь! – Убираю нож за ремень, подхватываю ***вину. Медведка лёгкая, не то, что раньше, когда сущей медведихой была. – По крайней мере, ты мне помогла от Астматика отбиться. Доверие заслужила, сучка. Может, ещё сгодишься на что.
  Молчит. А к скрипу и скрежету стен добавляется новый звук: кто-то зовёт на помощь. Нормально так, членораздельно, по-человечески, ****ь. Я-то думал, что уже один в живых остался.
Иду на зов, волнуюсь, но иду. Привлечёт, конечно, ебучих монстров всяких, но я своих не бросаю нахуй. Хотя не буду ****еть - в первый раз съебался. Да что там, чуть не обдристался! Когда вся эта канитель началась, когда всё полетело к ***м собачьим. Но тогда лишь отмороженные идиоты не сдрейфили, надо же головой немного думать: пора делать ноги, значит, пора. А не только бездумно ****ачину набивать себе за праздничным столом. Экватор, мля. Вот я ел спокойно, никого не трогал, а тут бац, бляха-муха, и началось - кишки, мясо и дерьмище повсюду, все орут и мрут, как мухи! Как тут не убежать сразу? Егорка не дурак, ****ь, не дурак. Я даже на махачах старался не в первой шеренге ебашить. Ну его нахуй.
- Помогите! Кто-нибудь! – Ванин голос.
Не лучший напарник, но выбирать не приходится. Задрот только и знает, что фильмы и сериалы всякие смотреть, да ссаные рецензии в стенгазету писать. Нет чтобы в качалочку сходить, на мужика похожим стать. Кинокритик ***в. Может, хоть в призраках ебучих разбирается…
Заглядываю в комнату. А там, у дальней стены - телек. И Ваньку показывают по нему. Вот что за ***ня?
Подхожу. Вонит чем-то – ****ь в рот. Ванька меня заметил и орёт пуще прежнего:
- Егор! Охуеть! Егор! Вытащи меня отсюда! 
Приглядываюсь. Да не телевидение это, а Ванькина оторванная голова внутри телека, за прозрачным экраном. Там-сям кровью заляпано. Но как он ещё жив, губами шевелит, таращится – *** поймёшь.
- Егор! ****ь! Ты только не переключайся! – лыбится пидр.
Ловушка! Замануха, нахуй! Кручусь-верчусь и понимаю, что уже поздно. Идёт ко мне страхолюдина со стороны открытого шкафа – голое тело Ваньки, только вместо башни – какой-то огромный хобот из его же кожи тянется. Как продолжение шеи. Замахивается рукавищем своим сраным, отклоняясь от торшера, и как ё-о-обнет! Набросил мне эту ***ню на голову, ****о моё целиком поглотила! Чувствую, как присосалась к горлу какими-то ****скими присосками! Душит. 
Закрылась клоака нахуй.
Темно. Нельзя дышать, ибо ****ец внутри самый настоящий. 
Ну а дальше - говно через хобот попёрло, да быстро так. Скапливается вокруг головы, раздувает сраную эластичную трубу, но ни капли не пропускают присоски на шее. Дерьмо под давлением и в глаза, и в рот, и в нос, и в уши лезет – как ни сопротивляйся… 
****ец, короче. Полный ****ец. 
Словно издалека слышу приглушённый пидарский хохот. 

2. Тина
Так-так, думай, девочка. Пока передышка.
Быстрее мозгами шевели, ****ь! Мы сдохнем тут!
Заткнись, заткнись, сука! Стискиваю виски пальцами. 
Передышка… Зато какой ценой! Ленке пришлось горло перерезать. Ленке, подруге недоделанной! Чтобы Жирнорот занять и выиграть время. Господи, ну и вляпалась!
Так-так, ванная комната. Туалет. Бежевая плитка. 
Дверь я заперла, но это - хлипкая преграда. Не выдержит, если полезут. Жирнорот снаружи чавкает, дожирая Ленку, Троица перехихикивается. Но что дальше? Будут прорываться сюда за мной? За нами! Заткни-и-ись!
Нет, твари тупые, могут забыть. И медленные. Хотя когда как. Должны уползти прочь, когда закончат…
Ленка… Ох, Ленка-коленка… Прости меня, дуру. Но выбора не было. Наверное. 
Заткнись! Не время сейчас!
Ладно. Так… Что же делать?… 
Душевая кабинка. Унитаз. Стиралка. Раковина. Зеркало предусмотрительно разбила, Фотографа сюда не надо. Скупой набор туалетных принадлежностей. Лезвия… Лезвия есть. Станок есть. Живём. Ну, или какой-никакой план отступления. В мир иной. 
Шпок! 
Что за хрень? Лампочка исчезла! В потолок всосалась, мать её!
Сижу в тишине, как мышка, жду. Окровавленными пальцами сжимаю лезвия. Хреновая защита, но что прикажете делать?
Шпок! Шпок! Шпок! Все лампочки попрятались. 
Вот так вот. Теперь я в полной темноте. 
В полной ****е, подсказывает неугомонный внутренний голосок.
Когда раздаётся громкий скрежет, я отскакиваю подальше и выставляю перед собой мобильник. Синий свет тускло отражается от кафеля. Сеть всё равно не ловит, а вот как дурацкий фонарик – вполне себе ничего.
Ну вот, теперь стиральная машина куда-то провалилась. То ли под пол, то ли в стену. Место пустует.
- Ленка, ты? – со страхом спрашиваю я. А потом ржу. Ну всё, точно трындец нам, если сучка мстить пришла. 
Не, она художница, тут кто-то другой пожаловал.
Заткнись!
Сама заткнись!
- Кто тут? – одними губами вопрошаю я и наблюдаю, как тонет в зыбучих плитках унитаз.
Следом – раковина. Чуть успела лезвия сгрести в охапку.
Оборачиваюсь к двери, но ручка куда-то тоже запропастилась. Вожу мобильником, не могу найти её, даже забыла – справа она должна быть или слева. Одно сплошное дерево. Пипец!
Душевая кабинка осталась.
Не, мне и тут клаустрофобии хватает, спасибо, обойдусь.
Молчу, почти не дышу, прислушиваюсь. Вроде тихо. 
Хотя подожди-ка…
Какие-то едва слышные звуки кругом. Будто кто-то очень тихо разлепляет влажные губы, отрывает слюнявый язык от нёба… Готова поклясться, что ещё слышу спокойное гортанное дыхание.
- Тарасевич, ты что ли?
Невидимые рты одновременно издают то ли смешок, то ли громкий выдох.
И начинается…
Языки лезут из щелей между плитками. Медленно, как улитки. Покрытые блестящей в свете экрана мобильника слизью. Обыкновенные человеческие языки. Слюна стекает по кафелю…
Много-много языков. Лезут и лезут.
Тарасевич, ловелас этакий… Что же ты задумал? Облизать меня до смерти?
Улыбаюсь. Прислоняюсь лицом к стене. 
Что ты делаешь, дурочка? 
Заткнись, сучка!
Остановись!
Мррр. Его языки тянутся ко мне, как цветы к солнечному диску. Я отвечаю взаимностью. Таким ты мне больше нравишься, Тарасевич. Ты и не догадывался… Столько попыток…
Режь их! Режь, дура!
Уговорила.
Лоскут за лоскутом срезаю, но растут языки из стен быстрее. Бритвенными лезвиями тут порядок не наведёшь.
Стены в крови, пол в крови. Поскальзываюсь, но продолжаю ползать туда-сюда, скребя стены почти в полной темноте. Пальцы исцарапала сама себе же, дура. А что делать?
Ого, что-то новенькое. Совсем не похоже на язык. Скорее, это маленький пенис. Ты только посмотри, дорогуша.
Не отвлекайся!
Ну ты только посмотри. Берусь за него рукой. Тот медленно разбухает. Давай-давай, крошка, ты сможешь! Это всего лишь кафель! 
Что ты делаешь? Нам нужно выбираться!
Куда?
Я не знаю! Но сделай что-нибудь! Ты что, хочешь здесь подохнуть?
Нет… Но почему бы не…
Сосредоточься, дурочка! Нужно спасаться!
Член увеличивается, растёт… И вдруг начинает раскрываться, как прекрасный цветок, лепестками выворачивается во все стороны…
- О-о, это мне? – хихикаю я. Растрогана, растрогана…
Внутри него что-то светится. Прекрасные… жгутики… тянутся-тянутся…
****ь! Это как у самых ядовитых медуз! Я передачу про них недавно смотрела! *****-*****-*****!
Отстраняюсь. Кажется, пенис стал расти быстрее. А языков уже сколько! 
Смотрю на дверь, обсыкаюсь. Даже не знаю, свалил Жирнорот или ждёт снаружи. И Троица с ним… Того гляди, ротики ладошками прикрывают, чтобы не выдать себя смехом, сучки. Дверь и не открыть, и не стоит пытаться.
Вывернутый пенис уже почти на метр торчит из стены. Жгутиками целится мне в лицо. Тянется довольно быстро. 
Один из самых длинных языков обвивает лодыжку крепко-крепко. Перерезаю его лезвием; обрубок шевелится сам по себе, как отброшенный хвост ящерицы.
Так, всё! Надо прятаться.
Вваливаюсь в кабинку душа, закрываю дверцы. 
Языки – слепые рыбы – бьются о пластиковое стекло. 
Что теперь? Тупик? Конец тебе, девочка. Заживо погребённая под языками и ***ми Тарасевича… 
Извлекаю из джинсов ремешок, связываю изнутри ручки дверец. Мда, сама себя загнала в ловушку. Но других вариантов нет.
Языки уже змеями покрывают весь пол и все стены, извиваются. В воздухе пляшут светящиеся жгутики развёрнутых ***ков, невероятно длинные, они только и ждут, чтобы я покинула кабинку.
Тентакли, ****ь! Вот же невезуха! 
Ленке, получается, одолжение сделала. Перерезав горло. Её же лезвием, которое та на шее носила. Готичка эмовская. Что теперь она придумает в своём призрачном воплощении? Наверное, мне уже и не узнать.
Бурчит кран за спиной. Так, это ещё что? Смотрю на душевую лейку снизу вверх и думаю – только не гной, пожалуйста! Блин, там же Гнойный Прыщ как раз буянит, ну кто ещё… Уж лучше бы сперма Тарасевича…
Нет! Нет! Не-е-е-ет!
Бело-жёлтые струи густым дождиком начинают бить сверху. И точно вам говорю, это не сперма. Это гной, явно Прыщ до меня добрался. Вот же сукин сын!
И из сливного отверстия тоже начинает бить зловонный родник…
Сбрасываю лейку, плююсь и морщусь. Что же делать?
Срываю с себя майку и начинаю обматывать гарнитуру. Изо всех сил скручиваю, затыкаю щели.
Шланг отрывается от лейки! Одна тугая струя начинает заливать кабинку гноем.
Нет! Нет! Нет, ****ь! Я так умирать не собираюсь!
Пытаюсь заткнуть течь пальцами. Смотрю на ручки дверец. И вижу, как с той стороны их связывают языки Тарасевича.
****ец. Я сдохну тут. Захлебнусь гноем. Без вариантов. Уж лучше от жгутов тогда… Но как до них добраться?
А жгутов снаружи столько, что светло уже, как при свете ламп. Только языки скоро замуруют душевую кабину… 
Смотрю на бритвенное лезвие в руке… Смеюсь… Ухахатываюсь… Подношу к шее…
Гноя уже по колени. Незавидный конец у Болотной Тины.
Заткнись, заткнись! Быстро-быстро тычу лезвием себе в висок. 
Ну мы им устроим, когда станем призраками, да, подруга?
…станем призраками, будем прятать в рулонах туалетной бумаги мухоловок и сколопендр…
Визжу от боли. А за стеклом танцуют, извиваются развёрстые ***ки.