Вестники-2

Вестники-2

С некоторых пор Виктор Алексеевич стал чувствовать, что с ним что-то не так.

Это было странное чувство, необъяснимое, поначалу почти неуловимое. Какое-то микроощущение на заднем фоне, словно легкая тень, отбрасываемая неким предметом в солнечный день, скользящая по нему и не позволяющая расслабиться. Этому трудно было подобрать слова; сам он даже затруднился бы сказать было ли это чувство, миллиощущение, в голове, теле его или находилось где-то извне, рядом с ним. Оно просто было, и это было самое неприятное. Вначале он действительно не замечал его, потом, когда не замечать больше не мог, пробовал игнорировать, но у него не получалось. То, чему нельзя было найти слова, тем не менее, объективно существовало. Что-то было не в порядке. Неправильное чувство, так бы он его охарактеризовал. И оно мешало ему жить. Не давало покоя. Зудело и ныло, словно задетый нерв.

Хотя внешне все было по-прежнему. Он по-прежнему ходил почти каждый день в университет (Виктор Алексеевич был преподавателем по основам экономической теории - Адам Смит, Давид Рикардо, Джон Кейс, кейнсианство и классическая экономическая теория, монетаризм, и количественная теория денег - известнейшие теоретические вопросы и темы, спустя столько лет они по-прежнему звучали остро и актуально; писал и читал лекции в известном городском университете), ничего не поменялось ни в его графике, ни в жизни. Он был одиноким, разведенным мужчиной – жена ушла от него пять (или шесть? он и не помнил уже точно; не сошлись характерами – такое бывает сплошь и рядом) лет назад, с тех пор поиски нового спутника жизни прочно застопорились на одном месте, хотя он вроде бы встречался некоторое время то с одной, то с другой своей коллегой по работе, как говорится, идя по линии наименьшего сопротивления – но ничего путного из этого не выходило. Родители давно умерли, он жил в своей квартире один, без живности (на нее у него была аллергия) и каждое утро (кроме выходных) ездил в город на работу, а каждый вечер, примерно в одно и то же время, возвращался. Дома он готовил лекции, кушал белковую пищу, читал, иногда посматривал телевизор. И все вроде было в полном порядке. В норме, хотя он, разумеется, потихоньку старел, а в этом приятного мало. Еще немного, и от него, как от любого старого холостого преподавателя, (такого, как Антон Дмитриевич Замятин, например, легенда университета) будет немного пахнуть замшелым козлом (вместо мужского одеколона, фи), мало-помалу он тоже начнет мэкать и бэкать, порой заговариваться и обязательно причмокивать губами. Оставаясь при этом уважаемой, колоритной фигурой Университета. «Как, Вы не слышали?.. Да это же Виктор Алексеевич выступал!.. Да-да, он самый». В принципе, все это не слишком беспокоило его… до недавнего времени, когда появилось это странное, непонятное ощущение дискомфорта.

Он пробовал как-то поменять распорядок, внести разнообразие – но чувство не исчезало. Значит, дело было не в этом. Тогда в чем? Здоровье пошаливает?.. Естественно, оно первым попадало в число потенциальных виновников. Не без внутреннего протеста и трепета – однако же, надоедливое чувство не исчезало – Виктор Алексеевич решил пройтись по врачам, проверить себя на предмет всевозможных неприятностей. К его некоторому удивлению, с ним было все в полном порядке. Во всяком случае, так говорили врачи. А всевозможные узи, кардиограммы и рентгены вроде бы убедительно подтверждали их точку зрения. Не считая некоторых сугубо возрастных изменений, он был здоров, как бык, разумеется, применительно к его конституции и несколько сидячему образу жизни.

Так-то оно так, да только неприятное чувство никуда не уходило. Оно действовало на него разрушительно, словно червь, точащий изнутри. Виктора Алексеевича начала мучать депрессия, пропал аппетит. Лекции, бывшие для него до этого довольно занимательным времяпровождением, теперь сидели в горле хуже горькой редьки, он тянул их, как вол тянет лямку своей повинности, с трудом дожидаясь, когда же прозвенит очередной звонок. Рвался домой, но дома лучше не становилось, невидимый червь продолжал свою работу. Это был просто сущий кошмар. Страдать, причем непонятно из-за чего, почему, без причины, без повода. Так продолжалось, пока кто-то из знакомых по работе, кажется, заведующий кафедры Рязанцев (заметив его несколько утомленный, серый вид и озаботившись его состоянием) в беседе, узнав о его проблемах, не порекомендовал ему своего знакомого врача-гомеопата, некого Валентина Семеновича Тавроцкого. Ему дали визитную карточку с телефоном, пообещав, что этот врач «любого сделает новеньким, поскольку лечит не только тело, но и душу». Виктор Алексеевич спросил, лечился ли тот сам у него, на что получил ответ, что «сам нет, но несколько моих знакомых обращались – и те потом отзывались самым лестным образом, мол, творит чудеса». Виктор Алексеевич покачал головой, но карточку (она была черно-белая, плотная, минимум текста «врач-гомеопат-ФИО-тел» и по углам причудливые украшения-завитушки) взял и вежливо поблагодарил. Чтобы отложить в дальний угол рабочего стола.

Однако, только на время. Чем дальше тянулись дни, тем тяжелее ему становилось. И тогда он позвонил. Снял трубку и набрал номер «чудо-доктора». Это оказалось так просто.

Ему ответил старческий, но довольно бодрый голос, который в первую очередь поинтересовался тем, кто дал ему телефон, а потом с ходу назначил время визита и попросил продиктовать его точный адрес.

В назначенный день и час (суббота, 12.00) доктор пришел без опозданий, два раза настойчиво и долго прозвонив в дверь. Валентин Семенович оказался довольно плотным пожилым мужчиной с аккуратным, ухоженным лицом, на котором выделялись серебристая бородка и усы, а также квадратные очки, сквозь выпуклые стекла которых на него смотрели внимательные, чуть насмешливые серые глаза, от взора которых ему сразу сделалось неуютно (точно кто-то просвечивал его без помощи рентгена), поэтому он поспешно отвел взор в сторону и помог доктору снять пальто и шарф, расположив их на вешалке.