Ветер моих фантазий

Глава 4.2

   Незнакомец торопливо захлопнул толстый блокнот, взглянул на меня неодобрительно. Нервно постучал по столешнице концом механического карандаша.

     - Учитель придёт. Сейчас.

     Я какое-то время пялилась на чёрную, гелевую ручку, которую он заложил за ухо. Это было стрёмное украшение, но в целом, с его растрёпанными, криво обрезанными до плеч чёрными волосами с шестью синими прядями и рубашкой с узором из мелких самолётиков, а так же с серьгой-черепушкой в ухе, она смотрелась в общем-то органично. Я заинтересованно опустила взгляд ниже. Ага… чёрные дырявые джинсы с блёсками по бедру, наподобие струи пламени, чёрные кроссовки с красным шнурком на левом и ядовито-зелёным на другом. Чуть отстранившись, опять оглядела картину целиком. Потом заметила, что из кармана джинсов висит подвеска-брелок. С косой. Такой, какую обычно рисуют почти обязательным аксессуарам фигуры в чёрном балахоне.

     - Большой маленький друг. Ага, - ответил он с акцентом.

     Недоумённо уставилась на него. До меня не сразу дошёл смысл его слов и то, что он не правильно понял. А когда сама поняла, ощутила жар в щеках. Я там, наверное, аж покраснела.

     Парень насмешливо сощурился, и его чёрные глаза утонули в полосках густых, чёрных ресниц. Не выдержав его долгого и прямого взгляда, смутилась и потянулась за мобильником, будто пронзённая вибрацией от внезапно нагрянувшего смс.

     - Яй, лекции закончились! – радостно возопила я, увидев время на экране.

     - Одна будет, - невозмутимо заметил китаец, возвращаясь к своему блокноту, впрочем, держа его так, чтобы стоящая боком обложка прятала от меня его содержимое.

     - Чё?! – взвыла я.

     - Философия будет. Учитель сказал.

     - Э… - растерянно огляделась, рассматривая пустую аудиторию, в которой никого не было.

     Даже в коридорах царила непривычная тишина.

     - А где все?

     - Все ушёл.

     - Ушли?

     - Философия будет, - сказал он с сочувствием, как пенсионерки объясняют мелким карапузам, что такое автобус и почему он движется сам, хотя его никто за верёвочку спереди не ведёт.

     - А… чё?! Почему вечером?

     Ставить философию не с утра – это же адовы пытки! Это ж надо всякую муть записывать, от которой безумно спать хочется!

     - Учитель сказал: будет философия, - он невозмутимо передёрнул плечами.

     Ручка упала и прокатилась. Парень шустро кинулся прикрывать блокнот и только затем полез доставать её ногой из-под стула моей парты.

     Так, я вроде бы сторонница синего диплома и красного лица. С другой стороны, на уроках Петра Семёновича может удастся поспать? А дома будет мама зудеть над ухом и брат, кстати, может приехать. Тогда опять громкая музыка и шум стрелялок из-за стены. Короче, никакого покоя. Кстати, близилось полнолуние, в которое музы звереют и становятся на редкость общительными.

     Не то, чтобы этот парень вызывал у меня симпатию и, уж тем более, отнюдь не доверие. Но зверски хотелось спать. Хотелось досмотреть тот сон, если мне повезёт, и он всё же вернётся. И я ещё понадеялась, что насиловать меня в стенах вуза ему не припрёт в голову. По крайней мере, хотелось бы верить, что даже в аудитории есть камеры. Или что какой-нибудь ботаник забредёт, менее стрёмный. Всё-таки, лекция для общего потока. Потому опять села за парту, руки положила на столешницу.

     - Когда учитель придёт – разбуди, - попросила и опять пристроила голову на скрещенных руках.

     Какое-то время тишину нарушали только росчерки ручки по бумаге, деловитые. Пишет? Нет... странно как-то рукой по бумаге двигает. Скорее уж, рисует. И  ладно, не до меня ему. Зевнула. И потом я провалилась туда…

     Девушка, криво усмехнувшись, достала отломанную руку статуи и со всей силы запустила по большому экрану перед центральным проходом-туннелем к аквариуму с неподвижными людьми. К размаху добавила ещё хвост серебристо-белых искр.

     Сначала рука просто упала, натолкнувшись на полупрозрачную преграду с вязью каких-то букв. Потом с шипеньем поползли трещины по экрану. И… и он слился на пол лужицей воды.

     В этот момент проснулся спящий в кресле напротив мужчина, в ужасе уставился на разрушенную технику. Потом, вскочив, яростно уставился на девушку.

     Та, гадко ухмыльнувшись, раздавила руку статуи ногой. Какое-то время он смотрел на то, как крошится в песок обломок руки, потом поднял обезумивший взгляд на неё.

     - Лерьерра!!! – прорычал он. 

     Стены задрожали. По стеклам аквариумов пошла трещина. Истаяла дымкой раздавленная рука статуи – и одно из поднявшихся облачек мерцающей пыли коснулось струи липкой, густой жидкости, выпучившейся из трещины в стекле аквариума.

     Мужчина отчаянно закричал. Но было поздно – смешавшиеся пыль и густая голубоватая жижа зашипели, разъели перегородку… с шипеньем провалились в вывалившуюся наружу жижу, обнажавшую бледные, почти белые, неподвижные тела. Натянулись нити-провода, поддерживающие их в стоящем виде. Замерцала, заискрилась голубая жижа вокруг нечаянно образовавшейся смеси. Изошла туманом. Туман накрыл фигуры детей и взрослых примерно по пояс. Оборвалось несколько нитей-тросов. Какие-то фигуры взрослых и детей упали в загорающуюся жидкость, растаяв в ней. А другие…