Ветер ран

Ветер ран

Ветер ран

Из рассекреченных архивов КОЛВГ

Письмо  лейтенанта штурмового пехотного батальона

С Юго-западного освободительного фронта

06.05.неважногокакогогода

Душа разорвана в клочья

Ветром ран

Не жди домой точно

Мама, я ветеран...

Привет, мама!

Если ты читаешь это письмо, то меня точно уже  нет в живых. Вряд ли у меня хватит духа отправить это письмо, будучи в полном здравии. Я ношу исписанные листы в нагрудном кармане, а у нас тут есть традиция, что письма из прострелянных гимнастерок мы обязательно отправляем по адресу. Мы обещаем это перед каждой атакой своим боевым товарищам, и если ты читаешь мои строки, то мои товарищи выполнили свое обещание.

Знаешь, мама, я никогда не вернусь с этой войны. Мне и возвращаться будет некуда. Безжалостность и неотвратимость времени уже давно разрушила все дома, в которых я жил и поселила в моей душе такой холод, который уже не растопит никакое Солнце. Ты и сама уже стоишь у последней черты. Еще и неизвестно, кто из нас первый полетит на облака строить себе дом. Не стоит тебе оплакивать погибших сыновей, не надо в дни заката придаваться скорби. Подумай о чем-то хорошем, как говорят оптимисты. Во вчерашнем бою 450 оптимистов погибло, и я не знаю о чем хорошем они думали. Наверное, о Рае после смерти. Они всегда найдут себе оправдание.

Я достаточно пожил в этом мире и видел, что происходит с людьми после моих нынешних лет. И могу тебе сказать, что я не многое теряю из этого периода дожития, который мне выпадет после войны. И так получилось, что я был ветераном до нее, а не после.

 Мама, я не знаю, поймешь ли ты меня, примешь ли? Так получилось, что я иду на фронт не 18-ти летним юнцом, а вполне взрослым мужчиной. И то, что я напишу, может показаться тебе ужасным. Но папе я не могу все это написать, его уже давно не интересуют проблемы этого человечества, там, на Небесах у него уже совсем другие мысли.

Знаешь, здесь в окопах мыслишь совершенно по другому. Если ты не зациклен на страхе смерти, как все эти юнцы, и на возвращении домой, то все даже немного проще, чем в нашей гражданской жизни. Есть враг, есть приказ, есть патроны. Или ты, или тебя. Даже иногда улыбка вырывается при мысли о том, что дома надо было постоянно  искать смысл жизни, а тут единственный смысл сохранить эту жизнь. Не важно для чего, после атаки разберешься.

Конечно, в каждой атаке погибает много товарищей, и это одна из проблем морального настроя моих однополчан. Я объясняю им с высоты собственного опыта, что если не привязываешься к людям, то и не больно их терять. Тем более тебе ли рассказывать про смерть, сколько раз ты уже кидала землю на крышку гроба своих близких.

Я им в помощь всегда привожу один пример: "Вот вы когда смотрите на животное или насекомое, то для вас всегда муравей - один и тот же муравей, пчела - всегда одна и та же пчела. И так со всеми, с чужими кошками, собаками, коровами и т.д. Такое ощущение всегда, что они живут вечно. Но муравей-то всегда разный. Как и противник. Он вроде бы всегда с той стороны ствола и всегда в одной форме, но это все разные люди. Относитесь так же и к товарищам, как будто это всегда один и тот же товарищ. Люди проникаются. Успокаиваются. Потом правда новому человеку приходится это повторять.

Страшно это представить, но после этих почти двух десятков лет в офисах, здесь в окопах я отдыхаю и наслаждаюсь жизнью. Настолько она скучна и неинтересна была. И если меня поднимут в атаку ради такого мира, то моя мотивация выжить будет слаба. Хватит с меня такой жизни. Меня, наверное, никто не поймет в этом, в том числе и ты. Особенно слово «наслаждаться» звучит дико, нелепо и бесчеловечно в условиях войны. Ты всю жизнь нагружала себя трудностями и бегала как угорелая. Мне и товарищи скажут, что я съехал с катушек. Но, черт возьми, наши штурмовики все как один жалеют, когда получают ранение и их отправляют в госпиталь. Им хочется воевать дальше. Быть на этом острие атаки, когда пули вгрызаются в стены рядом с тобой, и ты еще жив, это особое ощущение. И я знаю, что после войны, каждый из них, кто выживет, тот будет скучать по нему. В этот момент ты чувствуешь максимально, что живешь и радуешься жизни. В этих секундах свиста.

В офисе этого нет. Там только смертная скука, которая убивает мучительнее самого жестокого врага.

Мне иногда жалко, что кончится эта война. Такая безжалостная, бесчеловечная, кровавая. И хорошо, что это письмо прочитают после моей смерти, а то меня за такие слова отправят под трибунал. Я до войны все время искал ощущение «острие атаки», а что я буду делать после нее, даже не знаю, когда я вкусил его в полной мере. Я не хочу ходить с медалями на парады победы и выпрашивать уважение к себе. И в офисы я больше не вернусь. И в поликлиники тоже.

Я точно знаю, что не один я этим болен. Иначе, зачем все это твориться в мире? Люди, даже не сопротивляясь, идут убивать друг друга миллионами. На всей истории человечества всегда были войны. Никого не вразумили эти горы трупов. Растерзанные и разорванные тела. Никого не вразумил этот ад. Мы боимся его, но каждый раз хотим вернуться к нему после беззаботной жизни.

Все просто потому, что в спокойной жизни нет драйва, нет этого самого ощущения жизни. Есть только спокойствие и деградация. Мало кто может созидать в спокойствии. Тем более созидать на войне, но война наполняет страхом смерти, которая на каждом шагу и это придает остроты восприятия.