Ветер свободы

Пролог

Вся моя жизнь состоит из страха. Начиная с того момента, как моё маленькое тельце оказалось в три года в стенах детского дома. Конечно, из того времени я ничего не помню, да и родителей своих тоже. Но первое осознанное воспоминание – это страх за свою жизнь, когда старшие избивали меня, отобрав конфету, подаренную одной из воспитательниц.

Мотоцикл нёс меня по пустынной трассе среди деревьев к особняку одного из самых влиятельных людей в Стамбуле. Такие поездки угнетали меня, но за пять лет, проведённых в Турции, я к ним привыкла. Как привыкла к тому, что моя жизнь превратилась в одну лишь чёрную полосу. Душа рвалась обратно, в уютную недавно снятую квартиру на окраине Стамбула, где есть всего лишь одна комната и небольшая кухня. Где всё ещё по углам стоят немногочисленные коробки с неразобранными вещами, Где у окна стоит кресло с мягким пледом, а на подоконнике лежит потёртая книжка.

Мотоцикл подо мной взревел, выжимая большую скорость. Скоро я вернусь в своё маленькое убежище.

– Сечин, – расплылся в улыбке мужчина, как только один из его подчинённых проводил меня от дверей загородного особняка в гостиную.

Я сдержала недовольную гримасу и выдавила из себя вежливую улыбку. Аяз Кушоглу – именно тот человек, которому можно простить абсолютно всё только из-за его статуса. И то, что он называет меня именем своей погибшей дочери – тоже. Моё русское имя Аяз-бей упорно игнорирует с момента нашего знакомства и произнёс его тоже только один раз.

– Аяз-бей, доброго вечера, – начала я, с трудом подавляя в себе привычку скрестить руки на груди. – Мне передали, что вы хотите меня видеть.

– Я всегда рад видеть свою птичку, Сечин. Чаю?

– Не откажусь.

Мужчина кивнул мне на диван, приглашая расположиться. Отказываться не вежливо. Аяз – высокий статный мужчина с лёгкой сединой в волосах. Загорелая кожа, подтянутое тело, хитрый взгляд тёмных глаз. На первый взгляд ему не дашь и сорока пяти. Он расположился в кресле справа от меня, кивнул домработнице, застывшей в дверях, и женщина быстро удалилась. Насколько мне было известно, его семья сюда приезжала достаточно редко, по крайней мере, я нечасто их здесь видела. Загородный особняк он использовал для решения неофициальных деловых вопросов.

– Как последний заказ?

Я мгновенно напряглась, отвела взгляд от изучения расписного ковра на полу и быстро посмотрела на мужчину, пытаясь разгадать, что скрывается за этой фразой.

– С последним мустангом не было проблем. Что-то не так?

Аяз тихо засмеялся, рассматривая меня и проводя пальцами по бороде, что значило – мужчина крепко о чём-то задумался. Мне же совершенно не хотелось нервничать по поводу уже выполненного задания и искать разгадку в его словах.

– Всё так, Сечин, не напрягайся. Я пригласил тебя для чисто светской беседы, – ещё шире улыбнулся он, а в комнату быстро вошла его домработница. Поставила передо мной чашку на блюдечке, спросила у мужчины, не хочет ли он чего-то ещё, и, получив отрицательный ответ, удалилась.

Я не отрывала взгляда от прозрачной изогнутой чашки, расписанной золотым узором. Турецкие чайные стаканы хоть и весьма малы, но долго держат тепло, поэтому чай остаётся горячим. По началу для меня всё было в новинку, даже эти маленькие стаканчики, которые очень сильно отличаются от привычных русских кружек. Но в первые месяцы моего пребывания в Стамбуле Аяз очень обеспокоился тем, чтобы я влилась в турецкое общество и многое объяснял мне сам.

– Хотел узнать, как твои дела? Как работа? Ты же мне как дочь.

– Какая работа? Ваша или моя? – не смогла сдержать улыбки, хотя это было довольно рискованно с моей стороны. Но у Аяза сегодня, видимо, хорошее настроение, потому что на мои слова он только рассмеялся.

– Про свою я знаю. Ты у меня, можно сказать, лучший работник месяца!

– Всё прекрасно, никаких проблем, – сухо отозвалась я, уверенная в том, что он прекрасно знает «как мои дела».

Ведь даже на официальную работу пристроил меня именно Аяз в ресторан к своему брату администратором. Несмотря на то, что семья Кушоглу и их влияние внушают страх в каждую клеточку моего сознания, именно им я многим обязана.

В дверях гостиной появился всё тот же парень, что и встретил меня в дверях. Помимо встреч в особняке, мы встречались ещё несколько раз в мастерской, когда он принимал у меня угнанные машины. Он же передавал мне задания от Аяза и следил за их выполнением. На вид ему не дашь больше двадцати пяти. В большинстве случаев Доган молчалив и выглядит сурово, но в те редкие моменты, когда рядом нет начальства он превращается в добрейшего парня.

– Аяз-бей, его привели, – прокашлявшись и привлекая внимание хозяина, оповестил Доган.

– О, прекрасно! – протянул мужчина, в мгновение воодушевившись и садясь ровнее. Он махнул Догану рукой и сказал: – Тащите его сюда. А это, Сечин, мой тебе подарок.

Я нахмурилась, не совсем понимая, о чём он говорит. Я достигла нового уровня доверия, и он хочет подарить мне личного раба? В Турции Аяз скорее меня сделает чьей-нибудь рабыней. Моя фантазия могла увести мои догадки очень далеко, но ни одна из них не оказалась бы хоть чуточку близка к реальности.

Спустя несколько секунд двое парней втащили в гостиную мужчину. Тот совершенно не сопротивлялся и смотрел на нас отсутствующим пустым взглядом. Я всё ещё непонимающе смотрела на того, кого они притащили, и едва ли не кривила нос. На мужчине надеты порванные спортивные штаны, грязная чёрная куртка сидит мешком на теле. Длинные русые волосы засалены, слиплись сосульками и смотрелись ужасно неряшливо. Отросшая спутавшаяся борода также совсем не красила «гостя».

Я уже собиралась спросить, что же это за подарок такой, даже раскрыла рот, как вдруг нечто, стоящее перед нами, заговорило:

– Рада?

Я застыла, медленно переведя взгляд обратно. Мужчина тряхнул головой, убрал несколько спутанных прядей с глаз и в тёмно-синих омутах промелькнуло узнавание.