Глава 1

«То, что нас не убивает, делает нас

сильнее.»

(Ф. Ницше)

С самого детства я чувствовал силу, неведомую силу, которая спасала меня и губила одновременно. Моя жизнь - сплошь страдания. И эти страдания я выбрал сам. А может кто-то мне подсказал жить неправильно? Я всегда будто разрывался на части. Одна часть меня хотела уйти во мрак, погрузиться в грязную порочную часть нашего мира, и ей это удавалось. Но, когда я достигал фатального дна, то выплывал стремительно наверх. Что-то выталкивало меня или же тянуло к спасению. Тогда я начинал осознавать вторую часть себя, которая меня наставляла, уберегала от неприятностей, но свою силу и мощь эта сторона демонстрировала лишь тогда, когда я стоял у края пропасти. А стоял я там постоянно.

(воспоминания с Афгана)

— Ааааай! Блин! Ааааа! — кричал я от боли.

— Сколько до базы, Миш?! — спросил Виталик, водрузивший мою левую окровавленную руку на свою шею.

— Пятнадцать километров где-то! — ответил Мишаня, пытаясь держать меня с другой стороны.

— Блин! Он вообще дотянет? — спросил, запыхавшись от усталости, Виталик.

— Я почём знаю? Но вообще-то бывают чудеса. Одного протащили как-то, помнишь? Санька, — сказал Мишаня.

—Бывают чудеса, — произнёс я тихим голосом, теряя сознание.

— Эй, тихо, Вань, тихо, не засыпай, — занервничал Виталик, видя, что я отключаюсь.

— Давай его положим на землю! — предложил Миша.

— Ты с дуба рухнул?! Нам надо нести его на базу, а то крякнет! — эмоционально произнёс Виталик.

— Мы просто осмотрим рану, заодно передохнём пару минут. Если мы сами крякнем от усталости, ему от этого не легче станет! — справедливо заявил Мишаня.

— Ладно, только быстро, — сказал Виталик, снимая мою руку со своего плеча.

Виталик и Миша положили меня, еле дышащего, на пустынную афганскую землю. В радиусе того, что могли увидеть мои боевые товарищи, не было ничего, кроме редких сухих деревьев без всякой растительности и невысоких гор перед нами. В лицо мне светило жаркое Солнце, величественно демонстрируя свою красоту пустынной долине, благодаря отсутствию облаков. Я истекал кровью. Виталик и Миша, видя, как я подорвался на мине, были уверены, что я лежал и буквально смиренно прощался с жизнью в своих мыслях. Но они ошибались,…я ждал чуда.

— Русские! Русские! Сюда! — появился неожиданно вдали зазывавший нас пуштунский мальчик в обычной для афганского ребёнка сельской одежде.

Лёжа на горячей пыльной земле, я повернул голову в сторону источника этого крика. Мальчик весь светился, и не из-за палящего Солнца. Он сам был словно маленькое солнышко. Он бежал к нам очень быстро.

— Так! Назад! Не подходи! — крикнул на пацана Виталик, направив на него свой автомат.

Я почувствовал, что мальчик хочет помочь. Это чувство трудно объяснить. Такое уже бывало со мной в подобных ситуациях. Это ощущение просто появлялось, словно удар электричеством. Потом оно исчезало, не прощаясь, так сказать, уходило по-английски.

— Русские! Я хочу помочь! Идите за мной! — кричал мальчик на чистом русском без акцента.

— Откуда ты….? — спросил Виталик у мальчика, удивляясь его прекрасному русскому языку.

— Вам нужна помощь или нет?! Он может умереть! — тыча в меня указательным пальчиком, кричал мальчик.

— Нам надо идти за ним, — проговорил я через силу.

— Чего?! Нам надо донести тебя на базу! Там тебе помогут! А он неизвестно кто! Наверняка там, куда он нас зовёт, куча духов, мечтающих нас замочить! — кричал Виталик.

— Нет, нет, идёмте вместе с ним, — полусонным голосом возразил я.

— Виталь, он может не дотянуть до базы. И даже если дотянет, то не факт, что успеют ему помочь, — сказал Мишаня.

— А от этого мелкого Ахмеда какая помощь может быть? — спросил Виталик.

— Может, может, — снова произнёс я умирающим голосом.

— Пошли, Виталь, выбор не велик. Придётся рискнуть, — сказал Миша.

— Ладно, пошли. Говорила мне мама, в институт поступать. Теперь здесь с вами в пустыне за этим Ахмедом Сусаниным идти, блин! — возмутился Виталик, поднимая меня с земли.