Видение

Видение

Каждый раз, когда я поднимаюсь на Турецкий вал, меня преследует одно и то же видение. Каждый раз одно и то же. С высоты вала я хорошо вижу, как одинокая фигурка, прихрамывая, бежит навстречу цепи атакующих. Бегущий, в вытянутых руках держит винтовку, и, наверное, кричит: «Ура!». Но до меня доносится только размытое расстоянием: «А-а-а-а!». Вот они сблизились. Атакующие стали разбегаться от слепо тыкающего штыка. Потом фигурка падает и слышны только частые, добивающие хлопки…

…………………………………………………………………………………………………. 

    9 Мая! В Армянске это особый праздник, на него всегда съезжалось много народу. Причем непричастных практически не было. Приезжали те, кто действительно воевал в этих местах.  Городок у нас далеко не курортный, отелей и гостиниц нет, гостей разбирали на постой колхозы, совхозы, заводской профком. Селили по общежитиям, базам отдыха. Ветераны в те времена еще были о-го-го, запросто могли переспать на раскладушке. Время у них было расписано поминутно. Каждого закрепляли за какой-то организацией или школой. Ветераны присутствовали на их торжественных собраниях, выезжали на места боев, встречались со школьниками. Апофеозом всех этих мероприятий было празднование, которое проходило 9 Мая, непосредственно на Турецком валу.

За нашей школой был закреплен (это называлось шефствовать) невысокий, сморщенный мужичок, Магомед Ц. То ли осетин, то ли дагестанец, из какого-то маленького, северокавказского селения. Приезжал он всегда в сером пиджачке, увешанном значками, медалями и среди этого юбилейного разноцветья особняком выделялось Боевое Красное Знамя, полученное за бои в Крыму!   Ветеран очень плохо говорил по-русски, поэтому его выступления на торжественных линейках практически никто не слушал. Гомонили себе потихоньку в строю, хихикали, задевали девчонок, все равно ничего не понятно. Одним словом коротали время.

Вот и в этом году все шло по уже накатанному сценарию. Только мы уже были не в восьмом классе, а в девятом. У нас уже была начальная военная подготовка, мы носили  военизированную форму, поэтому должны были стоять в торжественных караулах, маршировать строем,  всячески быть рядом с ветеранами, оказывая им внимание и почет. Вывалившись, однажды, гурьбой на перемену, мы увидели, как вернувшийся с поездки на Турецкий вал, Магомед стоял один в коридоре школы,  трясущимися руками пытался прикурить и плакал. Руки тряслись, спички ломались, он доставал новые, и так снова и снова.  Мимо пройти мы уже не смогли. Кто-то стал подбирать поломанные спички, кто-то сбегал за водой, поднесли к папироске зажигалку. Мужичок, отдавая пустой стакан и вытирая рукавом глаза, на очень плохом русском, бесконечно извиняясь, стал что-то сбивчиво рассказывать.

…………………………………………….

 Как обычно, по плану торжественных мероприятий, ветеранов вывезли на Турецкий вал. Пока основная масса рассматривала, новый памятник, Магомед пошел пройтись по склонам чуть заметной высотки, метрах в ста от вала и, … выковырнул из земли, изъеденный ржавчиной, штык от трехлинейки. Такого добра было много в те времена.          

… Весной сорок четвертого Магомед воевал, в обычной стрелковой роте, автоматчиком. Рота уже несколько дней не выходила из позиционного боя за почти незаметную высотку*, сразу за Турецким валом. Только за последние сутки эту высотку дважды брали и дважды откатывались. Но приказ оставался прежним, до вечера высоту вернуть и закрепиться. Как закрепиться? Кем? От роты осталась в лучшем случае половина. Сидя за обратным скатом Турецкого вала, солдаты готовились к новой атаке. По насупленным лицам командира, политрука и особиста было понятно, что командование неумолимо. Кто-то перекусывал, кто-то писал письма, рядом с Магомедом расчет пулемета  набивал патронами диски. Первым номером расчета был Микола-хохол. Как говорится «щирый хохол», скупердяй страшный. Ни табаку, ничего, бумажки на закрутку и то не даст. Даже ел особняком. Он нещадно гонял своего второго номера, худосочного паренька, заставляя таскать двойной боекомплект, так сказать про запас. Микола всегда был недоволен всем. Вот и сейчас, набивая диски, нещадно костерил командиров всех мастей:

- Чого ми бігаємо туди-сюди. Людей тільки побили даремно. Навіщо нам ця висота? І обов`язково ж до вечора. Снарядів шкода, а людей ні.

Вдоль цепи, залегших солдат, пробежал особист, сообщил, что через пять минут атака и приказал Миколе прекратить «антисоветское нытье». Немцы, словно почуяв недоброе, стали забрасывать роту минами. Зашипела, взлетая, ракета. Командиры пинками и матом стали выталкивать солдат за гребень вала. Худо-бедно, атака началась. Рота перебежками, теряя людей, пыталась приблизиться к высотке. Солдаты искали малейшие неровности, чтобы укрыться от шквального огня и залегали, но офицеры, выковыривая их из воронок и ложбинок, гнали вперед. В результате, потеряв убитыми командира, политрука и человек двадцать солдат, высотку все-таки взяли. Невидимая минометная батарея, опять начала обстрел, заставив залечь остатки роты, в захваченной траншее. Метрах в двухстах, перебегая, замелькали фигурки. Начиналась контратака. Солдатам пришлось снова встать со дна окопов и тем самым опять подставиться под осколки. Потеряв еще несколько человек, единственный, оставшийся в живых из офицеров, оперуполномоченный, решил все-таки отвести людей. По цепи передали приказ на отход. Немцы перебегали уже метрах в ста, густо поливая остатки роты свинцом.  Микола-хохол бурча, что-то в усы, короткими очередями, пытался их сдерживать. Магомед, постреляв немного, прикрывая отступающих, прокричал:

- Мыкола! Уходым! … Уходым! А то останемся одын!

- Зараз!- ответил пулеметчик, поводя стволом пулемета.