Видящий

I. Глава первая. Тут нехорошая машина не проезжала?

За мостом через Ею на обочине голосовала девушка в белом сарафане. Глеб сперва обратил на неё внимание только потому, что зацвёл рядом с ней куст багульника, и от лиловых цветов вся она была будто охвачена свечением. Только потом уже заметил, что стояла она босая и было с ней что-то не так, но что именно — понял, уже когда остановился и открыл ей дверь. Тут же он пожалел, что не проехал мимо.

— Подбросите меня, пожалуйста, до Кущёвки? — спросила девушка звонко, но ответа не дожидалась, сразу забралась в машину. Оказалась лет семнадцати, чуть курносая, с косичками и пахла речной водой.

Глеб посмотрел на то, как интересно лиловая энергия тает на её жемчужной коже, но ничего не ответил, отвернулся к дороге, а двигатель так и не заводил.

— Надо же, стою-стою уже полдня, а вы первый, кто остановился.

— Это потому что тебя не видит никто, — заговорил Глеб.

Девушка тут же рассмеялась, беззаботно так, а дверь с её стороны всё оставалась открытой.

— Не видит? Это как же? Я же вот она, стою на видном месте.

— Мёртвая ты.

Глеб не поворачивался и не видел, как она на него смотрит, но смеяться она уже перестала.

— Ну вот это, знаете, уже не смешно.

В машине становилось холоднее. Мало того, что день выдался пасмурный, так ещё сидел теперь рядом мертвец.

— Тебя как зовут? — спросил Глеб.

— Маша.

— Не до тебя мне сейчас, понимаешь, Маша? Мне живого человека спасти нужно.

Она не понимала.

— Не хотите везти, так бы и сказали. Чего остановились тогда?

Глеб вздохнул. Девчонка-то что, не виновата, утопленница. Так и будет тут стоять, пока не выловят, а кто ж её из Еи выловит-то в сентябре, бедную? А сколько она уже тут, это ещё неизвестно, полдня или нет. Стоит себе, ни времени, ни холода не чувствует.

— Ладно, Маша, идём со мной, помогу тебе.

Он бросил в карман кожаной куртки телефон, порылся в бардачке и нашёл красную ленту, надел шляпу с широкими полями, а уж потом вышел из машины, только сперва открыл заднюю дверь и поправил небольшое гнездо из одеял, которое там было устроено. Из гнезда чуть выглядывала маленькая светлая макушка. Глеб коснулся её, сон был неясный и беспокойный, как полная шорохов темнота, но пока это был ещё сон, а не беспамятство.

Глеб закрыл дверь, обошёл машину и пассажирскую дверь тоже закрыл. Маша стояла рядом и смотрела непонимающе распахнутыми глазами, не любил Глеб в глаза мёртвым смотреть, появлялась в них такая отрешённая мирность, какой у живых никогда не встретишь. Он молча пошёл через дорогу, а потом вниз, на поросший камышом берег Еи. Шёл уверенно, но мягко, спокойно лежали на плечах чуть путанные пшеничные волосы, не дрожали даже серебряные подвески на груди.

Глеб нашёл тропу через камыш и вышел на песок. Речка была мелководная, тихая, в такой случайно и не утонешь.

— Ты помнишь, как тут оказалась, Маша? — спросил он, внимательно осматриваясь.

— Помню, конечно, я эм… я…

Она не помнила. Значит, и того, кто её утопил, не вспомнит. Глеб нагнулся и, отодвигая камыши, прошёл под мост — там её и нашёл. Зацепилась за камень и лежала с раскрытыми заплывшими белой пеленой глазами, если бы не сарафан — сразу и не узнал бы, наверное.

— Иди посмотри, если хочешь, — сказал он, а сам вернулся на свет, только Маша не шла и не смотрела, всё стояла перед ним и наблюдала, как он вяжет на камыш красную ленту, как достаёт телефон и ищет нужный номер.

— Троицкий, кто у вас опять? — спросила трубка мужским голосом после третьего гудка.

— Утопленница в станице Кисляковской, под мостом, она давно уже тут, не помнит ничего, зовут Маша. — Он поднял взгляд, столкнулся с её глазами — синими-синими, как васильки, а она вовсю на него уставилась. — Фамилию скажи.

— Круглова я, — пробормотала она непонимающе, и Глеб сразу отвернулся, пошёл обратно к машине, не оборачиваясь, но чувствуя на себе её липкий взгляд.

— Маша Круглова, — сказал он в трубку. — В Кущёвке живёт.

— Я же вас просил. Не при мне.

— Так вы поможете, лейтенант? Я из местных никого не знаю, а мне ехать нужно срочно. Место отметил.

— Езжайте.

Было слышно, как лейтенант Кресов вздохнул. Он всегда вздыхал и делал небольшую паузу перед тем, как прервать связь, и Глебу почему-то казалось, что он собирался сказать спасибо, хотя с чего вдруг ему было говорить это — вот он никогда и не говорил. Но на этот раз Глеб подумал, что, может быть, последний раз с ним разговаривает, и сам сказал в эту паузу:

— Спасибо, лейтенант. — А услышал Кресов или нет, уже было непонятно.

Глеб вернулся в машину, прислушался — ничего не изменилось. Сперва он достал из бардачка ручку и на левом запястье, отодвинув рукав, нарисовал поперёк красную линию рядом с теми, что там уже были — всего получилось шесть. Потом сразу поехал. У поворота на трассу притормозил, присмотрелся — по обе стороны от дороги были убранные поля, но взгляд всё-таки зацепился за мелкую россыпь вьюнка у обочины слева, словно кто-то рассыпал лиловые бусы. И Глеб повернул налево.

Какое-то время он ехал без остановок, преодолел Кущёвку, энергия провела его мимо, но след был неровный и хрупкий, так что скоро пришлось замедлить ход. По счастью, у очередной развилки он встретил проводника — бабулька, укутанная в синий платок, продавала яблоки на обочине. Вокруг не было ничего, кроме домика с зелёным забором и захудалого ларька с надписью «Шиномонтаж», но бабулька сидела ни у домика и ни у ларька, а по ту сторону дороги, где не росли даже кусты.

— Дня доброго, бабуль, мимо вас нехорошая машина случайно не проезжала? — спросил Глеб, открыв окно с пассажирской стороны.

— Мало ли тут нехороших машин ездит, милчеловек. Никто даже не остановится доброе слово сказать, яблок не купит у бабки.

Глеб улыбнулся, достал кошелёк и высунул из окна сотню.

— Да ладно. Такие красивые яблоки, и никто не покупает?