Вифанийское чудо

Вифанийское чудо

 — Абд! Иди сюда!

 Он отодвинулся глубже в тень и прикрыл глаза, будто именно они могли его выдать.

 — Абд! Если ты не выйдешь сейчас же, я расскажу хозяину!

 От каменной стены тянуло прохладой. Тонкая ткань рубахи не была ей преградой.

 — Ай, так и знай – я иду в дом, вини себя.

 Подслеповатая служанка решительно развернулась и ушла со двора, где он прятался – невысокий смуглый мальчишка, рожденный от рабыни и ставший рабом. 

 Абд подождал немного, наслаждаясь покоем, – в имении родовитого, но не столь богатого, как его предки, Эхуда было всего несколько рабов, потому им приходилось работать от рассвета до заката даже в дни субботы. Но хозяин был добр. Никогда никого не бил, не наказывал, жалел стариков, позволяя им доживать век в доме, не вышвыривал немощных на улицу. Даже учил самых сметливых грамоте и счету.

 Абд знал, что ему повезло, и он должен неустанно благодарить бога за удачу, пославшую его сюда, но не мог. Он чистил стойла, а видел маму, шел с тяжелыми ведрами воды, а слышал сказки своей родины, писал под диктовку, а представлял себя свободным. 

 Он не хотел мириться с судьбой. Ну и что с того, что законы говорят, что он раб? Мать часто вспоминала жаркие пески ее дома, где нет жестоких традиций, обрекающих на неволю. Там все просто – никто не может отобрать твою свободу, кроме бога. Но уж с богом-то он как-нибудь договорился бы, усмехнулся мальчишка.

 Темнота, как и всегда, разом накрыла город, даруя долгожданную свежесть. Где-то вдалеке загремело: захлопывались окна и двери, чтоб ночные демоны не смогли проникнуть внутрь. Абд скользнул к погасшему очагу, где летом готовили нехитрую еду, нашёл остатки ячменной каши и поел. В дом возвращаться не хотелось: хотя и добр Эхуд, но за полдня, проведённых в лености, отругает. Потому тонкая фигурка прокралась мимо окон к хлеву, где и устроилась на ночь. 

  Привыкший к циновкам, Абд проспал на мягком сене долго – до тех пор, пока не проснулся от жутких криков. Спросонья он подумал, что это кричит осёл, но вспомнил, что у них остались лишь козы, а последний осёл издох ещё зимой. 

 Во дворе, с трёх сторон окруженном стенами, и невидимом прохожим и соседям, рыдала и вопила служанка. Она вцепилась в волосы, забыв покрыть голову, и раскачивалась из стороны в сторону. Абд, все ещё таясь, тихо подошёл к одному из десятка рабов, столпившихся у двери в дом, и тронул того за рукав:

 — Что случилось?

 — Хозяин... Эхуд... — В глазах мужчины плясал страх.

 — Что?

 — Умер.

 Бежать! Он сможет бежать, пока все охвачены суматохой, его не станут искать. Вернее, станут, но не сразу, к тому времени он уже успеет выбраться из города. Абд, состроив плачущую гримасу, отступил за спины мужчин, когда его окликнула старая рабыня: 

 — Абд! Где ты был? — не дождавшись ответа, она продолжила: — Беги на левый берег, к сестре хозяина, расскажи им о несчастье.

 Он кивнул и выскочил наружу. Сейчас бы убежать, но поздно – его будут ждать. Потому он мчался как ветер, колотя пятками по мягкой пыли, не успевшей отвердеть под ногами сотен людей. Мимо мелькали дома – из камня, из глины, из обожженных кирпичей. За высокими заборами виднелись раскидистые кроны, слышались разговоры. 

 Кратчайший путь лежал через базар, гомонивший на сотни голосов. Ароматы фруктов, забитой птицы и скота, кожи и немытого тела смешивались в один, способный сокрушить неподготовленного, запах. Ноздри Абда раздувались, вдыхали знакомое амбре. Он лавировал меж шумными покупателями, уворачивался от повозок и процессий, пока не споткнулся о подножку и не растянулся во весь рост.

 Нищий подтянул к себе ногу и посмотрел на мальчика. У него были необычайно светлые, будто выцветшие от солнца, глаза, темная кожа, испещренная морщинами, и сума со свитками – огромное богатство для человека без дома. Пусть и голодный, он владел свободой, недоступной и самому откормленному рабу.

 — Куда ты так торопишься?

 Абд промолчал. Он встал и отряхнул одежду, впрочем, не слишком усердно – так она была изношена и застирана.

 — Ответь мне, — потребовал старик и дернул за полу рубахи.

 — Мой хозяин… Утром он умер.

 — Кто же это?

 — Почтенный Эхуд.

 — Вот как… Беги, мальчик. Беги!

 Нищий поднялся и захромал прочь, оставив у стены все свои вещи, кроме сумы, а мальчишка бросился бежать вперед.

 Мириам, сестра хозяина, не стала рвать на себе одежды, выражая горе, только заледенела вся, как статуя. Она кивнула рабу – уходи – и вернулась в дом, к семье. Абд пожал плечами и побрел назад: спешить было некуда. У базара он заколебался – свернуть ли домой или к воротам? Но испугался. Он выглядит как раб: босой, наголо остриженный, без пояса. Стража не выпустит его. Так что не стоит и рисковать.

 У двора прохаживались соседи, привлеченные вестью о смерти, обсуждали несчастье, постигшее молодого Эхуда. Все они сходились на мысли, что рок преследует их семью. Абд послушал бы еще, но заметил, как в распахнутые ворота прошел хромой старик. Тот самый, что просил милостыню на базаре – но теперь он выглядел уважаемым человеком: в чистой дорогой одежде, с дорогими украшениями, только сума осталась прежней. Мальчик последовал за ним, изнывая от любопытства.

 На пороге гостя встретила все та же заплаканная служанка. Она низко поклонилась и сказала:

 — Господин Хордус, хозяин велел мне, если… когда… — она всхлипнула.