Викторианская рапсодия

Глава 6. Смерть не судит никого.

Фоксворт-холл,
за год до описанных ранее событий


Эйми после ритуала на кладбище болела около недели. Жестокая лихорадка никак не хотела выпустить девушку из своих цепких когтей. Ее отпаивали самыми разными травами, несколько раз вызывали доктора, но тот качал головой и разводил руками — на его памяти похожие случаи обычно трагически заканчивались, и теперь все обитатели имения замерли в ожидании или конца, или перелома.

Предложенное врачом кровопускание как последняя мера не возымело эффекта: после него Эйми еще больше ослабела, и теперь у нее почти не было сил даже на то, чтобы стонать. Она просто лежала, бледная, измученная, а изнутри ее жег огонь, равного которому не было на свете. Он терзал ее, погружая в пучину беспамятства, будучи в полубессознательном сознании, она одновременно была в этом мире и слышала голоса отца и мисс Присциллы, и при этом гуляла — свободная, бесплотная, под промозглым октябрьским дождем, наслаждаясь внезапно обретенной свободой и встречая сотни таких же странников, как она.

Они не разговаривали между собой, просто брели в тумане неизвестно куда. Некоторые пропадали, некоторые становились плотнее и осязаемее. Кто-то из них выглядел старым и усталым, в оборванных лохмотьях, кто-то был молод и должен бы был быть весел, но был безучастен и взгляд его остекленевших глаз напоминал Эйми глаза покойников. Сама она старалась близко к ним не подходить, словно что-то держало ее на безопасном расстоянии от этих чудных странников. Она понимала, что ей еще рано присоединяться к ним.

Однажды (а она совершенно не понимала, сколько времени провела, блуждая в тумане — время здесь не менялось, не всходило и не заходило солнце, была лишь одинаковая серая хмарь и туман, покрывавший холмы) она увидела в череде тянущихся вереницей путников женщину, показавшуюся ей смутно знакомой: немного напрягшись, Эйми узнала ее. Это была жена сэра Дональда Рамси. На руках у нее был синюшный тихий ребенок, лица которого девушка не увидела.

В этот момент ее пробрал жестокий озноб — от понимания, кого именно она видит и в чьей компании оказалась.

-Боже, отец наш небесный, спаси и сохрани дщерь твою неразумную, — едва разлепив онемевшие губы, прошептала девушка, стараясь оказаться как можно дальше от странной процессии покойников. — Да прости нам грехи наши, яко же и мы прощаем должникам нашим…
Но Бог ее не услышал. И она понимала, почему. Он отвернулся от нее за то, что она позволила Тьме внутри себя одержать над собой верх. Нет для нее отныне Бога, она сама отказалась от него, приняв на себя право решать — кому жить, а кому отправиться в долину смерти.

Но и она сама оказалась здесь, на границе жизни и смерти, в Чистилище. И обречена блуждать теперь здесь целую вечность, если не найдется прекрасный Принц, который спасет ее и выведет обратно — к теплу, свету и жизни.

Эйми сошла с тропинки, освобождая путь странникам, все прибывавшим и прибывавшим неизвестно откуда, и побрела куда-то в сторону. Ей показалось, что она увидела там кладбище.
Чем дальше она отходила от тропинки, тем сильнее становилась. Ее ноги, которые до того Эйми едва могла переставлять, налились силой и окрепли. Она внезапно ощутила, насколько она голодна. Но какая-то странная, тонкая, едва слышная мелодия звала ее, подгоняла идти вперед.
Наконец, впереди показалось кладбище. И Эйми увидела там смутно знакомую темную фигуру, которая стояла со странной костяной флейтой в руках и играла ту самую мелодию, что звала ее вперед.
Ее незнакомец!
Она подхватила промокшие от росы юбки и так быстро, насколько это было уместно, побежала на его Зов.
Юноша убрал от губ флейту и устало отер лоб бледной рукой. Его глаза казались бесконечно черными — словно чернила разлились и заполнили собой и радужку, и белок.

Он был странным — и плотным, и бесплотным одновременно. И от него веяло силой. Эйми не знала, как это объяснить, но ощущение, что незнакомец стоит в самом центре невидимого смерча, обдававшего ее волной холода, пронизывало до самых кончиков пальцев.

-Это вы! — она хотела радостно вскрикнуть, но вышел лишь горячечный тихий шепот.
-Это я, и я рад, что что-то потянуло меня проведать вас. Застал я вас в очень печальном состоянии, леди Фоксворт, а не в моих правилах бросать юных дев на съедение потусторонним сущностям, — белые зубы незнакомца сверкнули в странной полу-улыбке, полу-оскале. Эйми невольно отметила, что кончики его клыков были чуть длиннее, чем принято.
-Что со мною сталось? — присев прямо на надгробие неизвестной леди, почившей в прошлом веке, устало поинтересовалась девушка.
-Призванная начала тянуть из вас жизнь, чтобы исполнить предписанное. Но ваших сил не хватило и вы попали сюда, на границу мира мертвых и мира живых. Некоторые из людей попадают сюда во сне, особенно при встрече с усопшими родными. А такие, как я, могут проходить беспрепятственно — достаточно уединиться или прийти на кладбище.
-И вы звали меня? -настойчиво поинтересовалась она, разглядывая странную флейту, испачканную чем-то темным. Незнакомец проследил за ее взглядом и криво усмехнулся.
-Да, я звал вас сюда, к границе. Вы слишком глубоко ушли, но у вас нет защиты от Госпожи, поэтому Лимб начал вас затягивать. В полу-агонии человеку легче прорвать эту преграду, попасть на определенный слой мира теней, пограничного мира. Вот только выйти потом может далеко не каждый… — прозвучало это зловеще.
-И какую же плату этот мир взял с вас? — неожиданно вопрос сам сорвался с языка хотя девушка вовсе не планировала его задавать.
-Плата стандартная — кровь или жизнь, я выбрал первое, — показав глубоко рассеченную надвое ладонь, ответил юноша. — И мне еще стоит очень радоваться тому, что этот мир готов принять от меня такую плату. 
— А плата жизнью? — сглотнув, Эйми вспомнила бредущую по тропе покойную супругу сэра Ремсли. — Нужно кого-то убить?
-Если ты собираешься кого-то оживить, убийство не будет платой, оно нарушит гармонию великого равновесия, — поморщившись, отозвался незнакомец, протягивая ей не порезанную руку. — Плата — годы моей жизни. Столько, сколько я готов подарить вам, и скольких готов лишиться сам.
Эйми поежилась. Она сама вряд ли бы отдала за постороннего, по сути, человека несколько лет жизни. А то и несколько десятков. Уместнее оставить все, как есть, и не тревожить покой мертвых.
-А почему за меня приняли плату кровью?
Незнакомец проигнорировал ее вопрос, дернув за руку на себя. И Эйми ощутила, словно ее протаскивают сквозь ставший плотным и цепляющийся за платье, одежду, волосы и кожу воздух. С каждым новым шагом вперед, ближе к юноше, она все больше ощущала тяжесть собственного тела, его руки на своем запястье… Мир начал меняться, теряло очертание старое кладбище, пропала и флейта. Только юноша, сидевший у ее постели, никуда не делся.
Эйми тяжело вздохнула, ощутив спертый воздух спальни, пропитанный сотней разных запахов и с трудом открыла воспаленные глаза.
Рука на ее запястье была теплой и тяжелой.
-Ну вот и все, — улыбнулся краешком губ Незнакомец. — Добро пожаловать в мир живых, моя леди!
Эйми не нашла сил ответить — сон навалился на нее резко и коварно, но это был лечебный сон. Лихорадка ушла, и теперь она просто восстанавливала силы и ей снилось что-то другое, не темная, туманная долина — а корабли, море и солнечный свет.

Спустя две недели Эйми полностью оправилась от лихорадки и теперь подолгу гуляла и старалась есть как можно больше полезной и сытной пищи, которую ей то и дело подсовывала мисс Присцилла. Девушка округлилась, вернула потерянный за время болезни вес и теперь не напоминала несчастную баньши своим видом. На ее щеки вернулся здоровый румянец, глаза светились умом и ясностью, а в сердце поселилась тревога.

От сэра Ремси не было никаких вестей. В последний раз отец Эйми получил сообщение, что тот потерял из-за той же лихорадки, что поразила его дочь, свою жену и нерожденного сына. И теперь несчастный Дональд, проводив любимую супругу как положено, пребывал в трауре и на первое время отказался от любых визитов.

Эйми ничего не оставалось, кроме как терпеливо ждать. Но чем больше проходило времени, тем слабее становился в ее сознании образ сэра Дональда, и страсть, терзавшая ее сердце, сходила на нет. Она больше не видела его во сне и не писала пылкие признания в свой дневник.
Теперь в ее снах поселился другой — высокий, темноволосый и бледный юноша с костяной флейтой в руках, пропитанной его кровью. Человек, который не побоялся пойти за ней в мир мертвых. Человек, которого она видела лишь два раза в жизни.
И который вовсе не появлялся у них в гостях, словно отдал свой долг, вернув Эйми из небытия, и на этом счел обязанности перед ней исполненными. Этого она простить не могла.
Каждый день она приходила на кладбище днем, но никогда не заставала его там. И с каждым днем все сильнее и сильнее погружалась в пучину отчаяния. И так происходило до одного субботнего вечера, в который их изволил посетить ранее обожествляемый ей сэр Дональд.
Если бы Эйми знала, к каким последствиям это приведет, то сказалась бы больной и неделю не спускалась бы к столу из спальни. Но…



Отредактировано: 15.04.2019