Он шел за этой женщиной от самого метро. Чем она ему приглянулась, бросилась в глаза? Он мог бы сослаться на профессиональное чутье… но не в данном случае. А впрочем, почему нет? В ее одежде, прическе, духах с легким привкусом свежей зелени и амбры, чувствовались стиль и неповторимый шарм. Несмотря на свой род занятий, он понимал в этом толк.
Весна ослепила его, опьянила… пробудила в его сердце томительную и восторженную грусть, тоску по несбыточному, – по какой-то необыкновенной любви, всепоглощающей страсти, освященной вечностью… Подобное устремление в горные выси сменялось приступами тяжелейшей депрессии, которую хотелось залить водкой, погрузиться в наркотический кайф. И все возвращалось на круги своя, – отчаянная решимость, хладнокровная злость, охота за дорогими удовольствиями.
Между тем, городская весна с ее мокрыми, блестящими на солнце тротуарами, с прозрачными сосульками, свисающими с крыш и козырьков, звоном капели и лужами талой воды, с ее радостно-возбужденной сутолокой, запахом крымских фиалок, с пучками пушистой вербы, которые суют прохожим продавщицы в цветастых платках, с первозданной голубизной небес и плывущими по реке льдинами, – брала свое. Она оживляла природу и тревожила людей. Она добиралась до их нутра, до священных, дремлющих до поры инстинктов…
Пару часов назад он стоял на мосту, любуясь ребристыми золочеными маковками и белоснежными стенами храма на фоне ясного неба. Потом решился… вошел внутрь. Высота и светящаяся громада главного купола поразили его; огоньки свеч терялись в дымном от солнца пространстве… До того маленьким и ничтожным он ощутил себя перед скорбными ликами святых, до того виноватым, – что сердце его болезненно сжалось, и захотелось пасть ниц и каяться, каяться, давать обеты и просить у Всевышнего милости для себя, для всех.
Выйдя из храма, он щедро подал нищим и зашагал прочь. Перед тем, как спуститься в подземку… будто в преисподнюю, – он зачем-то оглянулся на купола, на венчающие их золотые кресты. Будто просил благословения! Но разве таким, как он, дается благодать?
В вагоне метро он стоял, наблюдая, как за окном меняются местами свет и тьма, как поезд ныряет в черную пасть туннеля, как затхло и тяжко дышит подземелье, с сожалением выпуская наружу электричку, наполненную людьми. На одной из станций автоматические двери открылись, и вошла она… женщина, источающая аромат луговых трав и амбры.
Она привела его на вокзал, к кассам поездов дальнего следования. Он встал в очередь, пропустив вперед себя двух человек, – чтобы не привлечь ее внимания. Меховое розовое болеро ласково облегало ее округлые плечи, ноги скрывала длинная юбка, но он готов был поклясться, что они великолепны, как у богини любви. Даже ее затылок с аккуратно подобранными волосами был эротичен и дразнил его. В воздухе за ее спиной парила стайка Амуров… или ему показалось?
Она заговорила, и он напрягся, весь превратившись в слух. Куда она берет билет? Черт, уезжать из города не входило в его планы. Хотя, разве теперь это имеет значение?
Подошла его очередь, и, наклонившись к окошку, он положил в паспорт поверх рублевых купюр сто долларов, умоляюще произнес:
– Только что взяла билет моя невеста! Мы поссорились… а я жить без нее не могу. В ваших руках моя судьба!
Кассирша покосилась на деньги, потом подняла глаза на просителя. Красивый, хорошо одетый мужчина. Чего он хочет?
– Дайте мне билет на тот же поезд, в тот же вагон… если есть.
Кассирша защелкала пальцами по клавиатуре компьютера, уставилась, ожидая результата, на монитор.
– Я везучий! – усмехнулся мужчина.
– Дать то же купе? – уточнила она.
– Сколько там осталось свободных мест? – замирая от предвкушения невероятной удачи, спросил он.
– Три.
Он торопливо полез в карман за деньгами, на радостях добавил еще полсотни «зеленых» сговорчивой кассирше.
– Беру все! Когда поезд отправляется?
– Через полтора часа.
Заполучив вожделенные билеты, он поискал глазами ее. Женщина в розовом болеро как в воду канула, – ее не оказалось ни в вокзальном кафе, ни у многочисленных прилавков с разными мелочами, ни в залах ожидания…
* * *
Он боялся только одного, – что она опоздает на поезд или передумает ехать. Всякое бывает! И тогда… Нет! Раз улыбнувшись, Фортуна уже не может обмануть. Он был азартным игроком, фаталистом, и знал, что сегодняшняя встреча не случайна.
Вряд ли он хотя бы раз за всю свою сумасшедшую жизнь волновался так, как открывая дверь заветного купе… скулы свело, в горле пересохло, а сердце готово было выпрыгнуть из груди.
Он сразу узнал ее запах, – травяной горечи и амбры с примесью еще какого-то аромата. Ладана? Свечного воска? Она едва подняла голову на вошедшего и сразу отвернулась к окну. То ли о чем-то думала, то ли с чем-то мысленно прощалась. А может быть, с кем-то?
Никто не пришел ее провожать, – во всяком случае, на перроне перед окном, куда она смотрела, было пусто. Рядом пожилая пара махала кому-то руками… явно не ей. Женщина вытирала слезы, а мужчина что-то беззвучно бормотал, давая напутствие невидимым отъезжающим. Туда-сюда сновали носильщики и продавцы мороженого, чипсов и пива. Набежала тучка, начал накрапывать дождь.