Вишня.

- Мелли, а что... если я не желаю никого спасать?

Мелли. Мягкий, ласковый вариант имени для воплощенной Ненависти.

Я смотрю в бирюзовые глаза. Они холодны, как всегда - за исключением тех моментов, когда Неблагой глубоко и медово-медленно двигается во мне.

Майская ночь пахнет сиренью, бисквитным духом нового рождения и чаем с корицей и шиповником, что так и остывает, нетронутый, на столике из слоновой кости.

Я ненавижу эту весну неистово, до скрежета зубовного. Как может природа возрождаться, когда мои родители мертвы? Душа застыла в том жутком мартовском дне, лазурном, ослепляющим белизной подснежников на погребальном саване.

Я сухая, мертвая ветвь, и сок мой стал ядом. Казалось безумно важным не показать всем этим людям, что смотрели на меня - кто с притворным сочувствием, а кто и с жадным любопытством - что я сломлена. Всего лишь золото, за которым эти твари влезли в дом моих родителей. И целый океан скорби, вязкой, будто ртуть.

Как я могу помочь кому-то? Возможно, моя миссия и заключалась в сдерживании Ненависти. Допустим. Но что делать, если более всего я хочу позволить Греху повеселиться в мире людей всласть?

Плакала я много позже, лежа на коленях Мелларнэ и чувствуя, как крылья умирающей надежды оставляют на коже алые тонкие порезы.

- Бьянка, сладкая моя вишня, надеюсь, ты не ожидаешь, что я начну тебя отговаривать?

Супруг крепко обнял меня, едва заметно улыбнувшись.

- Ты ведь знаешь легенду. Светлая Королева Корделия, - надеюсь, демоны в Преисподней сдирают шкуру заживо с этой суки - мать нынешней властительницы, прокляла Темного Короля за то, что тот предпочел ей смертную. Как ей удалось отнять у Сиантаэ Дар творения - не знает никто. Но с той поры каждый Неблагой Принц одержим своим, определенным Грехом.

Ледяная тюрьма. Заключение длинною в вечность. Мелларнэ не стал говорить сейчас о том, что пережил его народ. И я понимала его. Некоторые раны не затягиваются никогда.

- Корделия предсказала рождение женщин, способных, - узкая ладонь, в болезненно-серебристом свете Луны кажущаяся вовсе белоснежной, касается моей щеки, - успокоить нас. Оплести, будто виноградная лоза. Скрыть уродство. Но кому на самом деле нужно освобождение жестоких и неконтролируемых чудовищ, не так ли?

Наверняка, он столь долго думал об этом, что мысли о предательстве не доставляют уже боли.

- Но вот в чем фокус...

Мелларнэ плавно опустил меня на шелковые простыни, сам оказавшись сверху.

Мы смотрели друг другу в глаза, не в силах разорвать эту связь. Я знала, что моя близость иррациональным образом убаюкивает одиночество Неблагого, делает страдание хрупким и прозрачным, будто хрусталь. Могла ли я отказать ему в утешении?

- Существуют другие семь женщин, олицетворяющих Грехи. Для Благих Принцев. И это дает возможность освободиться нам.

Я была искренне удивлена этими новыми обстоятельствами. И зла.

Не заставляй меня исследовать природу этих чувств. Ревность - змея. Один укус, и сердце бьется медленно.

- Ты уверен, что расстановка сил именно такова?

Я никому тебя не отдам.

Поцелуй теплый, будто последние лучи осеннего солнца. Мелларнэ улыбается.

- Чувство юмора у Творца, конечно, дохрена извращенное, но равновесие - его главный фетиш. Да, эти женщины для Благих.

Как любопытно.

- Я никому тебя не отдам.

Горький дым можжевеловых костров и сладкий запах полуистлевших янтарных листьев. Ты всегда слишком легко угадывал мои мысли, дикое исчадие Преисподней.

- Возможно, мы сможем выбрать свой путь?

Прикосновение его губ к шее - будто ожег.

- Я говорю о том, что каждый должен получать то, что отдает. Какою мерою ты меришь, такою же будет отмерено и тебе. Твое желание отомстить более чем естественно. Объединим Грех и Добродетель, дав им волю.

Предвкушение остротой красного перца на кончике языка. Мои руки на плечах Неблагого. Царапины цвета пепла розы. Неужели это и есть свобода - делать то, что желаешь, а не то, чего хотят от тебя остальные?

- Дикая охота?

Шепотом. Я сама не верю, что произношу сейчас это.