Вкус предательства. Горький Алый.

Глава первая. Дикие цветы

Домал, Бахар.

Пока цеппелин вплывал в ликующий рассвет, ему снилась смерть. Его смерть. Опять. Но на этот раз смерть сменила маску. Это не была каменная лавина, нагнавшая его в горах, или мучительный холод осенней воды, пуля или петля аркана. У смерти было нежное лицо, и он вглядывался, вглядывался в его черты силясь запомнить – ведь это предупреждение, снова предупреждение, и если он запомнит, узнает, то спасется.

- Проснись, ну же, проснись, - тормошили его.

Сон ускользал.

- Посмотри. Посмотри, какая красота, товарищ. Простор-то какой!

Тень цеппелина медленно ползла по изумрудным рисовым полям.

Они пересекли океан. Они почти на месте.

1.

Вокзальные часы пробили полдень, и, точно по расписанию, под чугунные своды въехал локомотив, за которым тянулись вагоны.

- Добро пожаловать в Домал, да хранит бог кайцара Вильгельма!

Громкий голос путейцера* перекричал шипение выпущенного пара, перекрыл гул голосов встречающих и провожающих. Носильщики в белоснежных тюрбанах уже сновали по перрону, как большие, трудолюбивые муравьи. Похожие, как близнецы: все одинаково смуглые, затянутые в зеленые форменные сюртуки, с медными, номерными бляхами на груди. Отталкивая друг друга они кинулись к выкрашенными синей краской вагонам первого класса – там можно было рассчитывать на чаевые. Ко второму классу шли уже не так охотно, пассажиры третьего и четвертого терпеливо сидели в запертых вагонах, ожидая, когда публика побогаче сойдет на перрон.

Носильщик, из тех, кто был пошустрее, торопливо открыл дверь купе, подхватил два перетянутых ремнями чемодана, услужливо подал руку даме в дорогом дорожном костюме.

- Аннелиза, не отставай, - приказала дама своей юной спутнице.

Следом за молодой женщиной на перрон выпрыгнула девочка, переживающая тот самый возраст, когда совершенно непонятно, что будет с этим лицом и этим телом дальше. Станут ли они привлекательными, или так и будут удивлять и отталкивать неправильностью черт. Девочка огляделась восторженно – недавно выстроенный вокзал поражал размерами, а главное, своим ажурным куполом из чугуна и стекла. Спохватилась, заторопилась за дамой, стараясь не отставать. Сбилась с шага, наступила башмаком на типографский лист с надписью «разыскивается» и плохо пропечатанным женским лицом, на котором прибывающие и убывающие уже изрядно потоптались. Девочка даже остановилась на секунду, силясь разглядеть под следами подошв хоть что-то, и тут же получила строгий окрик:

- Аннелиза!

- Простите, госпожа Ирина. – пробормотала Аннелиза привычной скороговоркой.

Только за сегодняшнее утро пришлось сказать это «простите, госпожа Ирина», наверное, раз пять – подумала она, без особого, впрочем, расстройства. Угодить госпоже Ирине ей еще ни разу не удалось. Не то чтобы она не старалась, старалась, сколько себя помнит старалась, но повзрослев, поняла, что старания ничего не значат. Госпожа Ирина ее просто не любит.

Девочка прибавила шагу, но не успели они отойти от вагона, выпотрошенного, избавленного от пассажиров и багажа, как дорогу им преградил мужчина. Аннелиза с любопытством уставилась на незнакомца, разглядывая шрам на щеке, кричаще-яркий шарф, сдвинутый на затылок помятый котелок, но, вспомнив о манерах, отвела взгляд. А то придется в шестой раз за утро говорить навязшее на зубах «простите, госпожа Ирина».

- Госпожа графиня, доброго дня.

Незнакомец приподнял котелок, кивнул носильщику, подкинув в воздух мелкую монету, и тот понятливо исчез, оставив ему и даму, и багаж.

- Ваш супруг велел мне вас встретить. Айзек Вульф, к вашим услугам.

- Благодарю, но в вас нет нужды. Нас встретят.

Госпожа Ирина, словно отгораживаясь от неприятного спутника, опустила на лицо вуаль, неласково взяла девочку за руку – в такой толпе легко потеряться. Вульф фыркнул, повертел головой, как собака, на которую вылили ушат воды, но подхватил чемоданы и двинулся вслед за женщиной, спеша убраться с платформы, очередной поезд как раз вползал, медленно втягивался внутрь ажурного кокона.

За стеклянно-чугунным куполом вокзала дышалось легче. Большая часть приезжих запрыгивала на ходу в вагоны конок. Других, готовых платить за удобства, ждали возницы в тюрбанах, громко расхваливающие свои плетеные повозки с подушками и цветастыми занавесками, предлагая полюбоваться столицей. Оазисом имперской цивилизации в варварском Бахаре. Ее центральными улицами, которые уже начали готовить к ежегодному параду, ее проспектами и храмом Искры Божьей со сверкающим шпилем-накопителем. И, наконец, в стороне стояли личные экипажи «важной» публики. Сверкали старательно начищенные медные ручки и спицы колес, в стеклянных кубах бились огненные сполохи. К ним-то и направилась графиня, ее подопечная и Айзек Вульф, сверлящий недобрым взглядом спину графини Ирины фон Говальц.

- Собрались уехать без меня, кузина?

Ирина, оглянувшись на голос, подняла вуаль и приветливо улыбнулась – Аннелиза даже глазам своим не поверила. Что ни говори, улыбалась госпожа графиня крайне редко. Вернее, редко улыбалась вот так, от всего сердца. Разве что сыну. Для всех прочих, даже для мужа, у нее была приготовлен другая улыбка, с чуть приподнятыми уголками плотно сомкнутых губ. Не доходящая до глаз. Ледяная. Замораживающая.

- Кузен Макс!

- Простите, бога ради, за опоздание, бесконечные репетиции парада сведут меня в могилу. Скорей бы уже все это закончилось!

Спешившись, молодой военный склонился над рукой кузины, коснувшись ее перчатки щекой. Затем, ласково улыбнувшись, поклонился Аннелизе, от чего та внезапно и мучительно покраснела, засмущавшись своего детского платья, своей детской прически и своей неуклюжести.

- Это и есть ваша воспитанница? Какое милое дитя!

- Да, это она. Ее зовут Аннелиза, - сухо подтвердила госпожа Ирина. – Я собираюсь отвезти ее в «Дикие цветы», отныне Ольга будет заниматься ее судьбой. Но скажите, вы уже видели…