Властелинство

Глава 41. Новая семья.

Несколько первых дней мы провели вместе – ездили гулять в Пратер, к примеру. Зимний парк был не столь красив, как летний, но приятно было пройтись по аллеям под густыми ветвями всем вместе, попить глинтвейн из киоска и купить детям леденцы на палочках.

Алойзии мы заказали платья у модистки. Но чтобы вывезти жену в оперу, пришлось купить почти готовое платье, которое отказалась брать какая-то дама. Тёмно-зелёный муслин хорошо контрастировал со светлой кожей Лолы, а кружевные детали на тон светлее оттеняли её глаза. Платье подогнали по фигуре и убрали несколько лишних на наш взгляд деталей. Нашёлся и веер в тон, а подаренная мной восточная шаль с пёстрым узором вписалась и в этот ансамбль. Так что наше появление в ложе произвело фурор.

Давали “Cosi fan tutti” Моцарта, и Алойзия сидела как громом поражённая. В антракте она призналась, что до этого момента никогда не была в театре. История и музыка увлекли её, она буквально проживала в себе страдания героев. На живом лице её отражались все эмоции – она то покусывала свои пухлые губки, то морщилась как от кислого, то расплывалась в улыбке или даже тихо смеялась. А я веселился в душе, глядя на её непосредственную, почти детскую реакцию на спектакль.

С неменьшим энтузиазмом постановку смотрел и Изидор. Он нервно перебирал пальцами по бархату сидения или теребил бинокль, периодически хватал программку, чтобы проверить, точно ли всё понял, и то краснел, то бледнел.

Анна, напротив, сидела в ложе с совершенно светским видом и лениво разглядывала знакомых в ложах сквозь тётушкин лорнет. Опера её не занимала, скорее она забавлялась, изучая реакцию на нас, а также наряды светских дам.

Я оперу любил, и с удовольствием смотрел спектакль со знакомыми певцами, наслаждался прекрасной музыкой. Этот Моцарт заслужил свою славу, я удивлялся, как ему удалось написать такую радостную и светлую музыку. Всё-таки среди современных композиторов он стоял особняком. Я предался размышлениям на тему уникальности таланта и отвлёкся от происходящего на сцене. Невольно разглядывал я находящихся в партере.

Моё внимание привлекла группа молодых военных, которые явно обсуждали происходящее в ложах. Взоры их часто обращались в нашу сторону. В полумраке зала я не мог их как следует разглядеть, и подавно не мог слышать, о чём именно они говорят. Однако смутная тревога поселилась в моём сердце.

Рассуждая логически, пришёл я к заключению, что их мишенями могут быть как юная моя жена, так и моя дочь. И если Алойзия была увлечена представлением, и ничего более не замечала, то Анна вполне уже могла втянуться в какую-нибудь игру.

Это походило на месть судьбы. Невольно вспомнил я свои молодые годы, учёбу и армию. Как мы тогда веселились, если удавалось нам обратить на себя внимание какой-нибудь молодой дамы или девицы. И не брали мы тогда в расчёт ни чувства родственников жертвы, ни её положение в обществе. Победа, одна победа интересовала нас. И вот теперь оказался я по другую сторону барикад. Что победит в этой борьбе – опыт или молодой напор? Юность или зрелость? Честь или страсть? Как знать.

Вся кровь прилила мне к сердцу, в груди защемило и стало трудно дышать. О Боже, дай мне сил! Мне нельзя испугать своих дам и сына. Стараясь не мешать никому, я выбрался из ложи в коридор и опустился на диван. Как ни странно, здесь воздух был прохладнее и дышать стало легче. Боль в груди стихала. Я развязал шейный платок, расстегнул сорочку и стал массировать себе плечи. Боль отступила. Тогда я свободно повязал платок и воротился в зал.

Опера шла к концу. На сцене наконец влюблённые воссоединились, все пропели завершающий хор. Поклоны, апплодисменты, цветы. Спектакль окончился. Мы вышли из своей ложи и стали спускаться по лестнице, когда нас обогнала группа офицеров. Тех самых. У меня на секунду помутилось в голове. Когда я снова стал видеть ясно, офицеров уже не было видно. И ничто не напоминало о них. Без приключений доехали мы домой.

Наутро я уехал в Совет. Лола и Анна собирались к модистке, а Изи с грустью принялся за учёбу. В Совете мы обсуждали последние новости, а также планы ведения вялотекущей окопной войны с Францией. Я был сторонник более решительных действий, однако большинство считало, что Франции война сейчас невыгодна. И даже находились те, кто предлагал заключить мир с французами на их условиях. Меня удивили такие настроения.

Домой я вернулся расстроенный, но вид семейства, собравшегося за столом, согрел мне душу. Вечером мы были приглашены на приём. Само известие о моей женитьбе буквально летело перед нами. Все старались подойти к нам, познакомиться «с этой прелестницей, что обольстила нашего нелюдимого вдовца». То ли они завидовали мне, что я нашёл себе юную жену, то ли дулись на Лолу, что она нашла себе мужа богатого и с положением. Во всяком случае, внимание, коим мы были окружены, было каким-то словно липким. Точно мы оказались в липкой паутине.

Алойзия, кажется, не замечала этого. Меня же начала тяготить вся эта ситуация. Один приём, другой, третий... Нельзя не появиться, ибо там обсуждались и важные закулисные проблемы. Но находиться долго в плену завистливого внимания невозможно.

На одном из приёмов нам вручили приглашение на бал у герцога Вюртембергского. Жена моя была совершенно счастлива, ведь это был повод наконец танцевать в новом платьи. Я же досадовал, поскольку заранее знал, что придётся не столько веселиться, сколько обсуждать политические и хозяйственные вопросы, оставив веселье молодым.

Так оно и случилось. С женою я успел пройти в танце полонез. И после того меня увели в малую гостиную за ломберный столик, и там, в полутьме, за картами решались вопросы, которые не успели решить в Совете при свете дня или даже и непозволительно было решать там. Когда же наконец я выбрался из объятий политики, проходя по коридору, я услышал голоса. Невольно поглядел я в ту сторону.