Солнца погасло сиянье,
Сумерки окна завесят...
Нам не познать расставанья –
Мы ведь и не были вместе.
Спит в небе ломтик лимона,
Льдом покрываются лужи...
А до тебя ведь никто мне
Не был настолько не нужен.
Валентина Беляева
В офисе миловидную, даже симпатичную, с большущими выразительными глазами даму в самом расцвете активного бальзаковского возраста, со спины выглядевую вдвое моложе, за глаза называли Люсифером.
Людмила Альбертовна знала об этом прозвище и нисколько не сердилась. Такая уж работа у неё – внутрикорпоративный аудит. Не имеет она права на службе расслабляться: входить в чьё-то затруднительное положение, проявлять сострадание. Сближаться и дружить с сотрудниками – тем более.
На самом деле она добродушная и отзывчивая женщина. За пределами служебных обязанностей. Да, ответственная, да – строгая и исполнительная, но совсем не злая.
Работу свою Людмила любит и ценит. Так вышло, что личная жизнь у неё не сложилась. От понятия совсем. Оттого и настороженная бдительность, похвальное служебное рвение, что больше не на что отвлекаться от тревожно гнетущего одиночества, избавиться от которого никак не получается.
Очень не хочется женщине чувствовать безысходность положения, отчуждение и обречённость. С точки зрения окружающих она “в шоколаде”, но дура редкостная, поскольку не умеет пользоваться положением и жить красиво.
– Мне бы такую зарплату и её возможности, – завистливо шепчет очередная любительница интриг и сплетен, – я бы себе такого сладенького мальчишечку отхватила – пальчики оближешь!
– Люсифер, одно слово, – вторит ей обиженная результатом проверки завистливая, но на удивление ленивая подружка.
Кто бы знал, что у Люси на душе. Она когда-то была безмерно счастлива, хотя жила в то замечательное время гораздо скромнее, чем эти несчастные болтушки.
Влюбилась она тогда в первый и единственный раз: словно нечаянно на киноэкран в романтическую до одури сладкую мелодраму попала.
Как Северьян любил её, как красиво ухаживал! Голова шла кругом. Как же было восхитительно, как трепетно и страстно – словами подобные ощущения, мимолётное прикосновение к возвышенному и прекрасному чувству не передать. Жизнь в те сладкие минуты казалась бесконечной ярко иллюстрированной сказкой.
Экранизация заколдованных сценических декораций и романтического спектакля в ароматных цветочно-медовых традициях продолжалась почти год. Спектакль, конечно, был любительский, с множеством неудачных дублей, бесценных находок и творческих поисков, но не это главное: любовь окрыляла, дарила немыслимые эмоциональные взлёты и прекрасное настроение даже когда появлялись профессиональные и бытовые проблемы.
А какая яркая, какая запоминающаяся была свадьба. Множество званых гостей, воздушное белоснежное платье, пышная фата, юные пажи, отрепетированный заранее танец любви, живая музыка, модный тамада, ослепительные фейерверки.
Но на этом всё: свет погас, не успев разгореться. Преждевременно опущенный занавес скрыл от гостей самое пикантное зрелище, но не смог погасить экстравагантную выходку жениха. Севка прямо на торжестве начал волочиться за подружкой Людмилы – обаятельной юной прелестницей, по совместительству свидетельницей – Машенькой Зуевой.
Всё бы ничего: коварное действие шампанского, возбуждающее напряжение момента, атмосфера безудержного веселья – обстановка праздника щекотала нервы, допускала толику легкомысленных вольностей, в том числе показной флирт и пикантные розыгрыши.
Машка действительна была великолепна, и соблазнительна беспредельно. Девушку в активном романтическом поиске сложно не заметить – она цветёт ярче экзотической клумбы.
Вот только невинное развлечение с элементами игривого веселья незаметно из шутливой карнавальной потехи превратился в азартное преследование, в безрассудно пошлое увлечение, которое даже не пытались скрывать или прятать.
Слишком уж нескромно вёл себя новоиспечённый муж по отношению к подруге невесты. А та вместо того, чтобы осадить шалуна, бессовестно ему подыгрывала.
Лучше бы Люся не заходила в ту злополучную подсобку. Фантазировать на тему адюльтера, что-то додумывать, не было необходимости: Севка азартно заканчивал мощными толчками шокирующий интимный процесс, а Мария с живописно раскинутыми в стороны ногами артистично, словно для неё было очень важно, чтобы зрители поверили в искренность экстаза, выразительно стонала.
Что было потом, Людмила не видела: не интересно стало, а главное – противно и больно. Хворала она долго. Очень долго.
Севка молчком забрал вещи из её квартиры, попутно прихватив кое-что лишнее, ему не принадлежащее, но к чему успел привыкнуть, и исчез.
В подобной ситуации принято звать подругу, напиваться до чёртиков, безостановочно реветь, проклиная на все лады коварную вертихвостку, окрутившую суженого, материть предателя мужа, выдумывать стратегический план беспощадной мести: например, отдаться первому встречному, театрально уйти из жизни, или наказать с особой жестокостью вероломную, слабую на передок подружку.
Пить Люся не умела, подруги теперь не было, встречать непонятно кого и зачем, тем более отдаваться ему и жестоко мстить непонятно за что (Севку никто не насиловал), не было даже малейшего желания.
Оставалось нареветься до икоты в гордом одиночестве, празднуя брезгливость к новоиспечённому мужу и бесконечно унижающую достоинство жалость к себе.
Потом уже, на четвёртом месяце беременности, случился выкидыш. Наверно на нервной почве. Вот когда стало невыносимо больно. Именно тогда Людмила Альбертовна и сделала первый шаг к тому, чтобы превратиться в жёсткого аудитора Люсифера.
Обманутая невеста, так и не познав радости пребывания в новом социальном статусе замужней женщины, не на шутку увлеклась профессиональной квалификацией и карьерным ростом, чтобы заглушить работой ноющее сознание. Оказалось, что каторжный труд тоже можно любить.
#16182 в Проза
#7520 в Современная проза
сложности семейных и любовных отношений, чувства и эмоции, не про любовь
Отредактировано: 19.08.2023