Внести ясность

Глава 7. Первые допросы

В половине шестого утра я ощутил, как моя шея медленно сгибается, словно ветка яблони под тяжестью плодов, и в итоге все равно ломается. Спать хотелось ужасно – никакой кофе не помогал, но я настойчиво вливал в себя четвертую кружку двойного эспрессо. Дик потягивал только вторую – я удивлялся, какой интерес пить холодный, мерзкий кофе из кофемашины; Тонина, откровенно прикорнувшего на спинке стула, эта мысль тоже мучила, и он даже осмелился озвучить ее вслух пару часов назад – безрезультатно.

Несмотря на ощущение сломанной шеи, первую нестыковку нашел я – и немедленно доложил Дику.

- Смотри! – я торжествующе тыкал пальцем в текст, словно Дик обладал зрением, способным увидеть рукописные каракули в другом углу комнаты. – Соврал, как пить дать!

- Что нашел? – вяло поинтересовался у меня проснувшийся следователь.

- Здесь допрос Буля. Он нам сегодня под дулом пистолета поклялся, что в ту ночь никого в заказнике не видел. А здесь он показывает, что сам впустил Кисьлевского и Урсава на территорию – они, мол, попросились фотографировать вечерние виды.  Было это, по его словам, сразу же после закрытия – поэтому и разрешил. Типа, нельзя же фотографировать, когда вокруг туристы шляются.

- Фотокружок? – поморщился Дик.

- Кисьлевский подрабатывал в местной газете – «Утро Мелахи», - пояснил Тонин. – Урсав, видимо, отправился за компанию – у его папаши столько денег, что сынок в подработке не нуждался.

- Ясно. Отложи в сторону, Проф – придется побеседовать с ковбоем Луисом еще раз. Кстати, он там освободился?

Тонин скривился.

- Звонил час назад. Спрашивал, по какому праву и требовал завести дело о превышении служебных обязанностей. Мы договорились, что он напишет заявление и завезет сюда сам.

- Задержите до выяснения.

- Но заказник….

- Повесьте табличку «Санитарный день».

С Диком не соскучишься.

В шесть Тонин отпросился на полчаса – принять рапорт сержанта Трошифа и поставить на смену новую жертву. К тому моменту кофе уже не спасало, а второй том «Саги о Форсайтах» - простите, протоколов допросов – оказался намного скучнее первого. Я лелеял тайную надежду отвлечь Дика – и себя – от чтения, и дожидался только, когда следователь нас оставит.

- Дик, мы ведь можем все у него выяснить!

- В каком смысле все? – тот даже головы не поднял!

- О Робинсоне! Он ведь тут всех знает – кто, куда, откуда. Может, в картотеке что-то сохранилось. Достаточно…

Здесь я запнулся – из-за Дикова взгляда. Того самого, сочувственно-насмешливого. Но что я не так сказал на этот раз?

- Не стоит, - уклончиво качнул головой мой соратник и вернулся к просмотру папки.

- Но как же…

- Говорю – не стоит. За двумя зайцами погонишься…

- Но…

Ко мне немедленно вернулись все былые подозрения. Какого черта! Вот же, перед нами сидит живой следователь, которого мы взяли тепленьким и с трудом уговорили сотрудничать. Возможно, распространенная фамилия ничего ему не скажет – но если показать фотографию, если проверить по базе…

Почему Дик все замалчивает?

Этот вопрос грыз меня до самого утра – я вяло пролистнул оставшиеся пару сотен страниц, не обнаружив ничего интересного.

- Давай подытожим, - Дик, словно не замечая моего угасшего энтузиазма, водил карандашом по сделанным выпискам. - Четыре месяца назад, двадцать первого мая в заказнике туристы находят два истерзанных трупа – Влада Урсава, сына местного нефтяного воротилы и Лема Кисьлевского,  его приятеля-фотографа. Находят их, заметь, туристы – а не ковбой Луис. Допросов не проводится, потому что характер ран наводит на мысль о взбесившихся животных. И даже папаша-«денежный куль» помалкивает. Заказник ставят на карантин на неделю, после чего все продолжается своим чередом.

Он глотнул воды и продолжил.

- Пятнадцатого июля, в ночь последнего экзамена в колледже, находят истерзанное тело Оскара Крамена, ровесника Влада и Лема. Все трое были знакомы, посещали одни и те же лекции. В тесной дружбе не замечены, но Крамен-младший, если я правильно вычитал, был себе на уме. Этакая звезда. Обнаружен труп недалеко от берега озера, вдали от жилых домов. Ни о каких животных речь не идет, тогда-то и вспоминают о двух убиенных за два месяца до этого. Раны в основном колотые, рваные, множественные гематомы. Сконцентрированы в нижней, паховой части тела, но удары были и по голове. Отпечатков нет, волокон и волос тоже. Последней, видевшей Оскара перед смертью, считается Виктория Ларие, его сокурсница, с которой Оскар говорил вечером, сразу после ужина в гостинице. Есть свидетели, что разговор был кратким. На этом  - пока все.

Я только пожал плечами – что еще добавишь? Лучше бы показал свое гребаное удостоверение. Оно должно быть весьма солидным, если Тонин ходит по струнке второй день.

Допрос Тори Ларие Дик сразу забрал себе – и сделал из него больше всего выписок, я видел. На улице давно рассвело – наручные часы показывали начало девятого. Вернувшийся Тонин от щедрот угостил нас сэндвичами из автомата на первом этаже; крекеров у него, само собой, не оказалось. Наконец, Дик поднялся, еще раз напомнил следователю про лесничего, все пожали друг другу руки, и мы оказались в утреннем, прохладном и свежем городе - по центральной магистрали спешили машины и пешеходы, сновали туда-сюда дворники и мир казался совсем не таким уж мрачным как накануне.

Не проронив ни слова, мы добрались до «Красы Юга», завалились, даже не умывшись, в кровати и погрузились в сон. Лично у меня он вышел глубоким и коротким, как у Дика – понятия не имею. Я снова твердо пообещал себе выяснить, кто же он такой – и уснул.



Отредактировано: 24.03.2017