Внести ясность

Глава 12. Растущая опасность

- Перестань! – возмутилась Тори, и, быстро оглянувшись на меня, с ненавистью уставилась отцу в спину. – Ты совсем не знаешь ее! Ты не имеешь права судить!

Гравер даже не отреагировал на эту жалкую попытку.

- Да замолчи ты, мала еще…- дальше он обращался только ко мне. -  Глэдис и сама немного тронутая, если хочешь знать. Пока Джим ее поколачивал, вроде держалась, а теперь совсем выжила из ума. И спилась. Она живет на другом конце квартала, по ту сторону трамвайного кольца. Много раз предлагали, чтобы она продала свой жалкий домишко и переезжала в нормальную хату – так эта чокнутая заявила, что рядом с домом обитают души…или духи, не помню уже и нельзя их сердить. Сбрендила давно, говорю.

- Ясно, - кивнул я автоматически, переваривая услышанное.

Для полного понимания требовался свежий воздух. Туриц, прикончив то, что он там ел, нервно барабанил пальцами по столу, Виктория понуро ковыряла пальцем свою кофту.

Я поднялся и церемонно наклонил голову.

- Еще раз прошу простить за беспокойство, мне пора идти. Думаю, все будет в порядке…

- А как же Эмма?! Вы же не позволите…

- Если разрешит ваш отец, я сообщу вам о том, какое решение примет следователь.

Вообще-то я рассчитывал, что Туриц запретит. Либо из нелюбви ко мне, либо к Эмме, но гравер только махнул рукой, типа, разрешаю, только проваливай поживее. Что я и сделал, даже не попытавшись прикоснуться к девушке.

Всему свое время.

Ноги сами несли меня к трамвайному кольцу, хотя голова шумела и соображала довольно плохо. Эмма Робинсон  - ладно, не Робинсон, не важно - назначает свидание Оскару Крамену, который раньше ей совершенно не нравился. Или они встречаются случайно? Не верю! А может, он ей нравился, но она жалела подругу, которая безнадежно застенчива и влюблена. Все свидетели в колледже показали, что раньше Оскар не спал с Эммой. Однако в день сдачи последнего экзамена – который Оскар традиционно заваливает – Эмма внезапно соглашается с ним встретится. Окрыленный Оскар заскакивает домой, но не сильно задерживается,  и больше его живым никто не видит, кроме Катерины Дайва и то мельком.

Джима к тому моменту, как сообщила нам мать Тори, в городе давно нет – они с Глэдис расстались некоторое время до этого. Эмму мать сразу после убийства отправляет в психушку… какая связь? Есть ли между всем этим связь – она должна быть! – и почему Мартин Туриц называет Глэдис сумасшедшей?

Можете верить, можете нет, я даже не вспомнил о Дике, пока пробирался через заросшее травой трамвайное кольцо. Азарт расследования заслонил даже нежное личико Тори, которую я все равно собирался помучить подольше.  Я не задумывался, что скажу Глэдис  - я просто чувствовал, что история начинает раскручиваться. Пускай себе Дик маринует старшего Крамена в тюряге, сколько влезет – все ниточки на самом деле у меня, и клубочек бежит по сказочной тропинке все быстрее.

Ну да, идиот. Сейчас я и сам это вижу – но тогда…

За кольцом начинались заросли бурьяна и акаций. Я пожалел, что не пошел в обход по пешеходной части, но было слишком поздно возвращаться. Да я и не смог бы вернуться – внутри все горело от скорого раскрытия старых тайн и открытия новых. Изодрав рукава в хлам, я выбрался на небольшой пустырь; ряды мусорных баков скрывали от меня обветшавший коттеджный микрорайон. У баков ловили последние лучи заходящего солнца несколько бродячих псов; учуяв мой запах, явно незнакомый, самый крупный, плешивый дог оскалился, но поленился вставать с кучи мусора. Я бочком пробрался мимо и огляделся, жалея, что не спросил в лоб номер дома. Хотя это вряд ли было разумно, но я и так совершил за день столько дури, что одной больше, одной меньше…

Дома стояли в окружении яблоневых деревьев, покосившихся и почерневших от времени. Оказалось, что мусорные баки стояли в самом конце улице, образуя тупичок; выбравшись на дорогу, я прошелся до перекрестка, перебегая от дома к дому, читая имена на почтовых ящиках и отчаянно пытаясь выглядеть нормально. Фамилии Робинсон не было ни на одной; впрочем, после развода Глэдис имела полное право взять другую фамилию, да и Джим был не первым ее мужем. Я пытался разглядеть силуэты в окнах, но не слишком преуспел.

Пройдя туда и обратно, я закончил у тех же мусорных баков, с которых начал, понуро пиная ногой разваленные щебни.

- Скрепи свое сердце, дочь моя. В темные времена, подобные нашим…

Я резко обернулся, чем вынудил сухопарого старичка в черной сутане, стоявшего на пороге ближайшего дома, замолчать. Мы обменялись взглядами; вслед за пастором на пороге показалась высокая, неопрятно одетая женщина – всклокоченные жесткие волосы торчали в разные стороны в некоем подобии пышной прически, она упиралась одной рукой в дверной косяк, другую держала на груди. Можете назвать это озарением – но она настолько подходила под описание, данное Турицем… Я ринулся к ним, не думая о том, как глупо выгляжу.

- Миссис Робинсон!!

Пастор – честное слово! – перетрусил так, что едва не сшиб женщину с ног, пытаясь вернуться в дом и запереться там. Но Глэдис покачнулась и уставила на меня блеклые глаза, которые никак не могли сфокусироваться.

- Вы это… ошибочка вышла… обознались, вот…

- Но ведь Эмма здесь живет? – выпалил я, сообразив, что фамилия бывшего может резать ей слух.

Пастор застыл, Глэдис пошатнулась снова.

- Тебе чего на…

- Вот видите, дочь моя – даже несмотря на все меры предосторожности, гм, следы прошлого… гм,… вашей несчастной девочки продолжают преследовать этот дом.

Мне страшно хотелось врезать ему по лживой физиономии.

- Я знаю, что Эммы нет, - буркнул я. – Можно нам поговорить, Глэдис? Простите, не знаю вашей фамилии…