Внести ясность

Глава 16. Возвращение

Мерный стук колес укачивал, и я крепился изо всех сил, чтобы не уснуть. На нижней полке Дик что-то пролистывал под тусклым светом прикроватной лампочки. Я надеялся, что он скоро закончит, и мы сможем поговорить, но, похоже, мой бывший товарищ вообще не собирался ложиться.

Я стал думать, что хочу сказать – много и ничего. Что тут скажешь, если вроде как кругом виноват – и при этом не чувствуешь себя виноватым?

- Дик, я должен тебе сказать кое-что.

Тишина.

Я чувствовал себя идиотом. Невиноватым идиотом. В юмористической литературе  –– излюбленное явление, но я не шибко радовался перспективе выглядеть клоуном. Не хочет отвечать – его дело, но выслушать ему придется.

- Дик, я скажу, а ты сам решай, что с этим делать. Робинсон не убивал мальчиков. Он приезжал повидаться с Глэдис, а не с Эммой. Только у него даже это не получилось – патер Захария стоял на страже и выпроводил его, даже денег на билет дал. У него не было с Эммой никакой привязанности, он ее насиловал, пока Глэдис не было дома. И Эмма его ненавидела, уж можешь мне поверить. Павел,  наверное, догадывался и поэтому угрожал Робинсону. У Робинсона не было причин убивать Кесьлевского и Урсава, думаю, убийца Крамена просто подстроил, чтобы выглядело похоже. Если только это не был сам Буль. Я согласен, что Павел угрожал Робинсону, но он его не убивал. Дик, очень важно, почему Эмма оказалась в сумасшедшем доме. Она может быть главной свидетельницей, если ее не признают спятившей.

Воцарилась тишина, я сглотнул и облизал губы.

Дик по-прежнему ничем не выдавал, что слушает мою тираду.

Я набрал побольше воздуху. Сердце не колотилось бешено, как это бывает, если очень страшно, а наоборот – замерло, словно прислушиваясь. Я не хотел расставаться с Диком вот так, по-плохому.

- Дик, я… я хотел извиниться. Это все получилось из-за Виктории…

Послышалось хмыканье.

- Точнее, так получилось, потому что я дал сдуру обещание молчать. И не выполнил его. И решил, что могу сам провести расследование, раз Тори отказывается давать показания. Я хотел все рассказать тебе…правда…только никак не удавалось найти подходящий момент.

Снова хмыканье, на этот раз откровенно издевательское. Пора завязывать с нытьем.

- Дик, я просто хочу извиниться. За неприятности, если таковые тебе причинил, и за свое поведение. Спокойной ночи.

Больше всего на свете, свернувшись на полке лицом к стене, я надеялся, что услышу что-нибудь в ответ. Так в детстве я ждал, что отец, после очередной перебранки, все-таки зайдет ко мне в комнату. Мы часто с ним ссорились, несмотря на уговоры матери – слишком не совпадали во взглядах на жизнь. Я считал его – и считаю до сих пор – в своем роде слабаком. Приспособленцем, который ни разу не сделал попытки улучшить быт нашей семьи. Переехать в столицу, например, отдать меня в элитную школу. Мать надрывалась на работе, а вот отец – уставал ли он? Может быть, умело скрывал нагрузку? Я так и не знаю, и уже давно не слишком волнуюсь по этому поводу. Самостоятельная жизнь, работа, квартира в столице отдалили меня от родителей, а взаимопонимания так и не возникло.

И я не хотел, отчаянно не хотел, чтобы все повторилось с Диком, таким не похожим на моего отца, человеком слова и действия. Не хотел, но чувствовал, что иначе и быть не может.

Поезд резко качнуло, и я чуть не скатился с полки. Дик был уже на ногах – его словно подбросило в воздух. Он выглянул в окно, резко задернул шторы и выключил прикроватную лампочку. На мой испуганный взгляд он так и не отреагировал.

Я сел, не зная, стоит ли спускаться. Вполне возможно, я просто буду мешаться под ногами, но если случилась авария, из поезда лучше выбираться. Приняв такое решение, я соскочил на пол и надел куртку, всем своим видом демонстрируя готовность помочь.

Дик приоткрыл дверь, держа в руках пистолет. В коридоре маячил один из конвоиров.

- Разрешите доложить? – донесся до меня шепот. – На путях что-то было заложено, сильных повреждений нет. Федералы уже на подходе. Что…

 - Очень хорошо, что на подходе – пускай работают. Узнай у машиниста, когда сможем тронуться. От арестованного не отходить, в туалет не выпускать, - прошептал в ответ Дик. – Я буду в коридоре.

Конвоир исчез. Мой спутник запахнул плащ, но пистолет не убрал. Он смотрел на меня, я – на него. Мой взгляд умолял поверить мне. Не знаю, смог ли передать эту мысль телепатически, как это бывает в любовных романах и прочих дурно написанных книгах. По крайней мере, старался.

- Остаешься здесь, свет не включать. Наверх не залезай, сиди тихо.

Он помолчал.

- В твоем уравнении все еще остались неизвестные, Проф. Это удручает.

Он скрылся, плотно притворив за собой дверь. Я сел на кровать, борясь с искушением запереться. Я сидел, не шевелясь, чтобы не совершить что-то глупое – или просто не выдать себя.

Только сердце колотилось как бешеное. Неизвестные в моем уравнении… что за чертовщина?! О чем это он? Поезд по-прежнему стоял, несколько человек – или один и тот же? – пронеслись  мимо купе, и все снова стихло. В голове царила каша, и я очень скоро понял всю тщетность рассуждений о происходящем. Меня сковал страх и все-таки где-то глубоко в душе я надеялся, что это не просто так.

Что-то случилось и я… и мы вместе… и…

Возвращения Дика я не помню, как тронулся поезд - тоже. Так и уснул сидя.

Под утро меня разбудил топот ног – я кое-как продрал глаза, разогнул затекшую спину, помассировал шею и выполз в коридор. Дик куда-то запропал, поезд мерно катился среди увядающих деревьев – мы проезжали дворцовый комплекс в одном из столичных пригородов. До центрального вокзала оставалось от силы полчаса.