Ожиданье
Эй, вперед, на построенье!
Мечи вытащили из ножен!
Готовы конницы, крепки упряжки,
сыты воины желаньем выступать.
Враг, он там, под стенами дома,
он не ждет разрешения войти,
он, постучавшись, ломает двери.
Отец, глава, ведущий войско, командор!
Разожги наш дух, призови ту страсть,
что поблескивает на острие меча.
В глазах горит желание убить,
в душе стремленье защитить.
В руках теплеет ожиданье, схватить врага за глотку,
бросить бездыханным на орошенной кровью почве,
дабы урожай, взошедший на костях,
принес плоды во временах одборенного мира.
Взрасти наш командор решимость -
сражаться и быть, там, рядом до конца,
провожая друга взглядом.
Разожги в нас смелость, стоять горою друг за другом,
дабы на поле боя держаться разом, стремясь к единой цели.
Взрасти в нас верность, напомни, откуда родом,
укажи, что защищаем мы, чьи оберегаем жизни,
надежды из чьих уст;
Кто ждет нас, к кому нам возвращаться, с кем делить нам кров,
кого за руку держать;
Какого это, когда с друзьями, братьями по духу,
будем вспоминать ту ярость, скорбь, тоску,
пока тела врагов кромсали, впервые проливая кровь.
Дай нам клич, наш командор!
Пусти в сраженье, поведи нас за собой!
И верни как можно больше душ домой.
***
Вновь. Немыслимо. Сколько раз я уже взбирался по этой каменной лестнице? Здесь столько обломков, пыли. Ноги все обдают песчаные вихри. Новоприбывший ветер не позволяет ощутить своего холода или тепла, будто и не имеет их. Одна только его сила чувствуется, принесенная чужаками еще три года назад. Дни сменяются неумолимо медленно. Наверное, потому что мне уже все равно, встречу я следующий миг или нет. И каждый раз, когда я поднимаю глаза на небо или внемляю силе облачных порывов, я вижу, как мгновение за мгновением, тяжело ложатся на этот мир часы войны.
Я ступаю, преодолеваю последний раскрошенный выступ ступени, перепрыгивая его. Звуки исчезли. Я ничего не желаю слышать. Но видеть, просто обязан. Такова роль лучника с крепостной стены. Я не чувствую холода, не чувствую тепла. Я знаю, что меня должен охватывать мороз, тело не слушаться, ноги стоять из последних сил, а руки, собрав оставшуюся волю, выпускать стрелы. Глаза меня не подводят, я вижу трепетный страх движущейся мишени, так страшившейся попасть под мое внимание. Вновь натягивая тетиву, приближая к подбородку мягкое оперение стрелы; расслабив кисть, спустя непреодолимую крупицу времени наконечник пронзает грудь мечника, некогда пытавшегося напасть из-за спины на нашего воина. Так и определяется роль павших на поле сражения, такова роль переднего фланга, пешек.
Конец осени. Командор обещал мир к началу зимы. Обещал, что мы с победною весточкой вернемся домой. Но вот, снова, мы посреди войны.
С недавним выстрелом, на мою щеку брызнула кровь. Я больше не вижу разницы между дождем и красной жизнью, текущей внутри. Но вкус, так резко контрастирующий со сладостью сырой воды, отличу сразу. Вкус собственной крови. Тетива, сорвавшаяся с прытью томящейся вольности, содрала кожу с моих пальцев. Болезненное накаление зуда притупляет морозная милость погоды. У меня остался последний выстрел, что оголит тонкие кости, не позволив более удерживать тяжесть собственного лука, единственного инструмента привносящего смысл в мою жизнь, дарующего мне честь служить верностью своему королю, народу.
Хм. Пешки.
Не стараясь переступать тела павших горожан, в бой вступают настоящие воины. Те, кто ожидал своей очереди, дабы разбить основные силы врага, растратившего свою мощь на убиение вооруженных, необученных ремесленников, фермеров, пекарей.
Как же это гнусно. Я защищал тех, чьи тела теперь покоятся у стен.
Жестокая тактика.
Теперь у меня нет сомнений.
Последний выстрел. Не последняя смерть, но решающая.
Как предсказуема. Улыбка короля вышедшего на стену, с гордостью взирающего на своих людей.
Я чувствую биение своего сердца. Точное, ровное. Слышу. Наконец-то слышу, как поскрипывая, натягивается тетива, прогибаются дуги лука. Наверное, это мой единственный верный выстрел.