Глава 1
Ивану Михайловичу Стародубцеву недавно исполнилось семьдесят, однако из-за подтянутого вида и крепкого телосложения ему с лёгкостью прощали с десяток лет. Лицо мужчины было строгим и в то же время располагало к себе правильными чертами: в меру резкие скулы, ровный красивый нос, слегка выдающаяся вперёд нижняя челюсть с волевым раздвоенным подбородком, – всегда вовремя подстриженная белая бородка, равномерно соединяющаяся с такого же цвета густыми усами, серо-голубые глаза со всё ещё ясным и острым взглядом, широкие изогнутые брови и зачёсанные назад прямые волосы без какого-то ни было намёка на возрастную лысину.
В посёлок городского типа Иван Михайлович переселился около трёх лет назад, продав свою двухкомнатную квартиру в городе-миллионнике, добавив кое-какие накопления и приобретя в Андреевке участок земли и обветшалый домик, который за пару лет своими силами и трудовым упорством превратил из выцветшего строения в уютное и комфортабельное жилище с подведённым водопроводом и электрической системой отопления. Прилегающую к дому территорию работящий хозяин обустроил цветочными клумбами, вишнёвым садом на заднем дворе, небольшой бревенчатой банькой, приземистым деревянным сарайчиком для хранения всяческих инструментов, садового инвентаря и прочих вещей, которым не место в доме, и отрадой для души – светлым и просторным курятником, где нынче обитали ворчливо квохчущие рыжевато-коричневые курочки вместе со своим важным надсмотрщиком – сизохвостым петушком Петей, по какой-то неведомой причине еле слышно кукарекавшим по утрам.
На дворе стоял ясный и тёплый июнь. По давней армейской привычке Иван Михайлович пробудился ото сна ранним утренним часом, несмотря на то, что день был воскресный – праздный. Впрочем, Иван Михайлович уже давно вышел на досрочную пенсию, и для него разница между выходными и будними днями состояла лишь в их календарных названиях.
Заварив крепкий кофе и скрутив папироску из душистого табака, который неизменно приобретал на развес у одного и того же торговца на рынке, мужчина вышел на широкое крыльцо под выгнутым навесом и непринуждённо устроился на светло-коричневой дачной скамейке. Чиркнув спичкой о боковую поверхность спичечного коробка и распыхтев папироску, Иван Михайлович с истинным удовольствием затянулся густым дымом, тут же выпустил его струйками через нос, отхлебнул горьковатого напитка из пузатой чашки и приятно откинулся на удобную спинку скамьи.
Пространство, которое созерцал перед собой Иван Михайлович, представляло самый настоящий летний пейзаж: в паре метров от ступенек крыльца красовалась пышная клумба с уже распустившимися розовыми, белыми и жёлтыми головками цветов, за ней протягивалась параллельная ей же, но менее пёстрая полоска лохматых декоративных кустарников, далее росли несколько молодых вишнёвых деревьев, что в силу своего возраста ещё не начали плодоносить, а у самого забора, зелёного и сетчатого, горделиво выстроились в ряд стройные высокие сосны, смотревшиеся ещё более эффектно на фоне голубого безоблачного неба, – звуковым же сопровождением к этой умиротворённой и целостной картине служило звонкое стрекотание бодрых кузнечиков, прерывисто доносившееся из рослой травы у грунтовой дороги, что многие годы пролегала прямо перед нынешними владениями Ивана Михайловича. За дорогой, в метрах двадцати от неё, ровный рельеф почвы крутым обрывом уходил в поросшую диким кустарником и тонкой гибкой лозой низину, где спокойным течением тихо дышала узенькая речушка, из которой Иван Михайлович на радость соседским котам нередко выуживал мелкую рыбёшку и у которой в иной час просто любовался водной гладью, игриво поблескивающей на солнце или укутанной низкой дымкой полупрозрачного утреннего тумана.
Просидев некоторое время на скамье и уже потушив папироску, Иван Михайлович неспешно отхлёбывал из чашки слегка подостывший кофе, как вдруг увидал своего соседа, ставшего за последние пару лет приятелем, который мерно шагал вдоль забора по грунтовой дороге и беспрестанно поглядывал в сторону крыльца Ивана Михайловича.
– Здравствуй, Ваня! – подойдя к незапертой калитке и подняв руку в приветствии, крикнул щупленький невысокий мужчина лет шестидесяти.
– Ты заходи, Паша, – подозвал его рукой в ответ Иван Михайлович, – или спешишь куда?
– Спешу, да не особо, – подойдя к хозяину дома и поздоровавшись с ним крепким рукопожатием, с улыбкой ответил Павел Игнатович и присел рядом на скамейку.
– А куда путь держишь в такую рань?
– Да вот на рынок плетусь, хочу с самого утра всего свеженького прикупить, а то потом солнце поднимется, всю дорогу слепни в шею жалить будут…
– Может, кофею тебе заварить? – добродушно предложил Иван Михайлович. – Посидим, поговорим…
– Благодарствую, Ваня. Но ты ведь знаешь, что я кофе не пью, только чай крепкий.
– Да знаю я, Паша, знаю, но предложить-то нужно было, – улыбнулся Иван Михайлович. – Как семья?
– Да всё по-старому. Внучков вот ждём со дня на день, каникулы ведь у них сейчас, лето, должны приехать на неделе, будем с Марией баловать.
– А Мария твоя где? Воскресенье ведь… впрочем, ещё не звонили.
– Да, скоро звонить начнут, она всегда к началу службы поспевает, тут ведь недалеко, собирается уже.
– Хорошая она у тебя, Паша, правильная!
– Это да, – согласно кивнул Павел Игнатович, – ну а ты чего?
– Чего? – недоумённо нахмурил брови Иван Михайлович.
– Чего всё один-одинёшенек маешься? Есть ведь у нас в округе пригодные… и вдовушки есть, да и просто свободные… в летах уже, конечно, но ведь и мы с тобой не юнцы безусые. Всё б веселее было, а то курицы только твои кудахчут да компанию составляют: ко-ко-ко, ко-ко-ко, – забористо рассмеялся Павел Игнатович.
– Да ну тебя, – махнул рукой Иван Михайлович, – вдовушки-совушки, скажешь тоже. Всё одно и будет, что с курочками моими: ко-ко-ко, – только ещё и с претензиями! Не получилось у нас в своё время с Анастасией, ну, я тебе рассказывал как-то, стало быть, не суждено уж боле…