Внучка берендеева. Третий лишний.

Глава 4. Про царицу-матушку и ея милости, от коих не откажешься

Арею только и дали время, что помыться.

А может, мылся он слишком долго. Сначала все глядел на купальню, не способный заставить себя переступить порог. Вид воды вызывал тошноту.

Отторжение.

А ну как коснется она кожи, та зашипит, и пламя погаснет.

Это не он – оно, упрятанное под сердцем заветным угольком силы – беспокоилось. И Арею стоило немалого труда беспокойствие унять.

Он сделал шаг.

И другой.

Вдохнул влажный тяжелый воздух. И осознал, насколько грязен. Зарос. Одичал. Одежда и та к телу прилипла. Вон, Хозяин, показавшись, кривится…

- Я ж не сам, - сказал Арей и рубаху стянул.

Ее проще выкинуть, чем отстирать, да только не в его положении одеждою кидаться. Гордость гордостью, а все ж он, Арей, как есть нищий.

- Сюда клади, охламонище, - велел Хозяин, пальчиком на лавку указывая. – Пришлю кого из молодших… а то ж и вовсе закоростишься…

Спину, что характерно, потереть не предложил.

В купальнях по предрассветному часу было тихо. И благостно.

Горячая вода.

Местное мыло, пусть и не духмяное, темное, но едкое. И грязь, казалось, слоями сползала с кожи. И сама эта кожа делалась тоньше.

Мягче.

Боярская, чтоб ее…

…вода, поначалу злая – чуяла стихию иную, враждебную – норовила обжечь, но после смирилась, успокоилась. Она стекала по шее, по плечам, унося усталость.

Арей и не понял, насколько устал.

…громко, упреждающе хлопнула дверь.

И в купальню заглянул мрачный Еська.

- Живой? А и хорошо… до холеры… матушка тебя видеть желает… немедля, - он говорил и глядел под ноги, и вряд ли от излишнее стыдливости. А после вскинулся, тряхнул головой. – Матушка… ты слушай ее… она хорошая… когда ей что-то надо, она очень хорошая. Только не спеши соглашаться.

И усмехнулся так, кривовато.

- Это как на рынке… на первую цену товар не берут.

Арей кивнул: мол, понял.

Испугался?

Нет. Отнюдь. Устал он бояться.

Преисполнился надежд? Скорее уж опасений. Дела царские его не касались, а раз уж коснулись, то с этакого прикосновения и без шкуры свежестиранной остаться недосуг.

- Я тебе там одежки принес… ты вроде с Евстей одного сложения, авось и подойдет.

- У меня своя имеется.

Про одежду говорить безопасней, нежели про царицу и планы ее, про которые Еська, если и не знает, то всяко догадывается.

- Имеется, - согласился Еська и палец в ухо засунул, поскреб. – Только нечего матушку ее видом смущать… небось, царица, а не просто так… и не кривись. Чистое все.

Шелковая рубаха.

Кафтан черный из бархату.

Благо, ни каменьев, ни золота. Простая одежа, если б не ткань – мягкая да текучая, к телу льнущая – вовсе б обыкновенной была.

А сапоги Арей свои надел.

Пусть помятые, истоптанные изрядно, зато по ноге.

Еська за одеванием наблюдал молча. Только пояс протянув, заметил:

- Думаю, голова у тебя есть, потому и сообразишь, что в ее присутствии лучше помалкивать. И не колдовать. Она этого очень не любит…

…ждали.

…родич дорогой хмур, что туча грозовая. Набычился, но ни слова не сказал. Только окинул с ног до головы цепким взглядом.

…повели.

…тропа сама собой раскрылась в каменной толще, и только слышно было, как где-то далеко, а может, и близко, ворчит Хозяин, приговаривает, что, мол, утратили люди совесть всяческую, ежель приличную нечисть по-за всяких глупостев от дел отрывают…

Узкая тропа.

Как боком протиснуться.

Прямая, что тетива.

Идешь, а будто бы стоишь. Вязнешь в каменной громаде стен. Неуютно.

Опасливо.

А ну как здесь Арей и останется? Случалось в истории и такому… кажется, с Войгардом Трусливым, который, вместо того, чтобы врагам отпор дать, велел поджечь город и сам попытался скрыться. Да то ли магик при нем был подкуплен, то ли неумел, а может, и нежить подшутить велела, но остался он в камне… в летописях сказано было, что его три дня и три ночи выбивали…

…зачем?

Дела давно минувших дней. И не о них думать следует, но о царице.

Кто донес, что Арей…

…родственничек. Больше некому.

…или тот доброхот, который грамотку оставил?

…или еще кто?

Когда это он успел ввязаться в придворные игрища? Или… правом крови?

Под ногу подвернулся коварный камень, и упасть бы, да не позволили, подхватили под локоток в притворное заботе.

- Ты, родственничек, - шепот Киреев прозвучал презловеще. – Не спотыкайся, а то еще помрешь тут, что тогда? Матушка огорчится…

- Зачем меня…

- Сама расскажет. И ты, будь добр, выслушай… я понимаю, что с огнем сладить тяжело. И кротостью норова ты в прежние времена на отличался, а все одно, когда чего-нибудь сказать захочется, дай себе труд подумать минуточку, надо ли сие говорить…

Какое доброе напутствие. И забота такая, что прослезиться впору.

А тропа закончилась.

Вывела к пустырю.

Серый. Тоскливый, что погост при Чумной слободке. Только не хватает, что крестов упреждающих с белыми полотнищами. А так… трава реденькая из земли поднимается. Деревца кривые торчат, то ли растут, то ли для пущей зловещности поставлены. Листочков на них скудненько.

Небо и то посмурнело.

- Живописненько, - Арей озирался.

Высилась неподалеку каменная ограда. Значит, место сие рядом с Акадэмией находится… странно, Арею мнилось, что он все окрестности изучить успел. А вот такой живописный пустырек и пропустил.