Внук моего мужа

Пролог

Мою руку жжет от того как Дамир вцепился в нее своими железными пальцами. Словно затянул на запястье раскаленный браслет с впивающимися в плоть шипами. Но в груди печет сильнее, и лицо заливает краской от стыда — перед родителями, братом, сестрами, родственниками жениха и всеми гостями.

Дамир толкает меня прямо в центр двора. Поскользнувшись на мокром от мелкого дождя газоне, падаю грудью вниз. И только вовремя выставленные перед собой руки спасают мои ребра.

Лица поднять не решаюсь. Я опозорила свою семью. Опозорила Дамира. Втоптала в грязь его чувства.

Пять сотен пар глаз устремлены в меня. Музыканты больше не играют. Джигиты не танцуют с моими подругами. Старшие придержали свои благословения. Дети прячутся за спинами родителей, будто я заразна.

Напрасно я надеялась, что гименопластика скроет мой грех. От Всевышнего ничего не утаить. И час моей расплаты пришел в самый неожиданный момент — в день моей свадьбы.

— Она порочна! — не крик, а настоящее свирепое рычание раздавливает меня окончательно. Сколько скорби и презрения в голосе Дамира. Ровно столько было в нем любви и нежности пять минут назад.

Слезы душат, катятся по щекам, сильнее обжигая лицо. Я совершенно бесправна. Непростительный грех. Тень, упавшая на мою семью, на весь мой род.

— Все не так, как ты думаешь, — бормочу в бреду. — Не так… Не так…

— Сын, объясни! — требует мой несостоявшийся свекор.

— Твоя сестра, тетя Зухра, все объяснит!

Я чувствую на себе разгневанный взгляд его темных глаз. Он вправе плюнуть в меня и даже ударить. Уже неважно, ведь дома меня и так поколотят, а потом либо выставят за дверь, либо выдадут за первого встречного иноверца и забудут о моем существовании. Таковы наши суровые традиции: женщина ничем не защищена.

— Месяц назад эта блудница оперировалась в нашей клинике, брат, — докладывает тетушка Зухра. — Она восстанавливала девственную плеву! — во всеуслышание.

Вздохи, шепот, плевки, ругательства и молитвы.

Я зажмуриваюсь, вонзив пальцы в сырой газон. Хочется верить, что это всего лишь сон. Кошмар перед свадьбой. Но нет, я остро чувствую, как Дамир хватает меня за волосы и задирает мое лицо, чтобы каждый мог в него посмотреть, запомнить.

— Зухра, я уверен, ты ошиблась, — не хочет верить ей глава их семьи. — Майя чтит традиции. Эта девочка выросла у меня на глазах. Ее отец, мой лучший друг, не позволил бы ей поставить пятно на чести семьи.

— Брат, у нас много пациенток. Время такое, что женщины любят обращаться к пластическим хирургам. Но опозоренных девиц на пальцах можно посчитать. Я каждую в лицо узнаю, каким бы именем она не назвалась.

Мужчина надвигается на меня мрачной тучей. Его кулаки крепко сжаты, как и губы. Хмурый взгляд обводит мое запачканное грязью и травой свадебное платье, и низкий грубый голос задает один короткий вопрос:

— Это правда, дочка?

Я прикрываю глаза. Плечи содрогаются в такт моим рыданиям. Бессмысленно теперь отпираться. Тетушка Зухра все докажет.

— Я не ударю тебя только из уважения к твоей семье, — говорит он. — Убирайся вон, позор всего рода Джафаровых. Мой сын никогда не женится на порченной.

Дамир отталкивает меня, и в тот самый момент весь мир становится враждебным. Даже моя мама, мамочка, не подходит утешить меня. Она боится отца. Его ярости и осуждения людей, которые тихо расходятся, пока родственники спешат поддержать обманутого Дамира.

Никому нет до меня дела. За исключением одного-единственного человека — незнакомого мужчины-иноверца. Приблизившись, садится возле меня на корточки и за подбородок поднимает мое лицо.

На вид ему лет шестьдесят или даже больше, но выглядит стильно, ухоженно. В хорошем костюме. Пепельные волосы с боковым пробором аккуратно стрижены, как и густые усы с бородкой. На запястье дорогие часы и перстни на пальцах. От него пахнет горьковатым парфюмом и табаком, а не старостью.

— Отойди от нее, Валентин Борисович, — обращается к нему разбитый моим предательством отец Дамира. — Она грязная.

А он продолжает молча смотреть в мои глаза. Без любопытства, пренебрежения или страха.

— Выходи за меня, Майя, — вдруг произносит спокойно и располагающе. — Ни к чему принуждать не буду.

— Валентин Борисович, тебя Всевышний покарает!

Он поднимает лицо, встает и выпрямляется перед своим другом.

— Гляди, как бы Он тебя не покарал. За то, что даже не дал ей объясниться.

— Не рушь нашу долгую дружбу из-за девки, Валентин Борисович, иначе ноги твоей больше в моем доме не будет.

— Тогда прощай!

Он берет меня за руку, поднимает на ноги и накидывает на мои тонкие плечи свой пиджак, согретый теплом его тела. Ведет меня сквозь плотную толпу озадаченных гостей к своей машине, усаживает на заднее сиденье и хлопает дверью. В тишине глухого салона я могу слышать лишь редкое бряканье капель дождя по крыше.

Лбом упершись в спинку переднего кресла, читаю все молитвы, какие помню, но легче не становится. Мне было одиннадцать, когда нас с Дамиром сосватали. Целых восемь лет я трепетно ждала дня нашей свадьбы. Я фантазировала, какой у нас будет дом, сколько мы родим детей, придумывала имена дочерям, которых буду приучать к традициям. Все рухнуло в один миг. И в глазах людей в этом только моя вина.

— Воды? — Сев за руль, Валентин Борисович бросает сумку на сиденье рядом и протягивает мне бутылочку с минералкой.

— Спасибо, — пищу затравленно. Делаю несколько жадных глотков и, смахнув слезы, выдыхаю. — Не надо вам лезть в это.

— Уже поздно. — Он заводит машину и везет меня прямо в дом родителей. Туда, где собраны мои вещи и приданое. Где я выросла и клялась отцу быть его гордостью.

Через полчаса моя семья в полном безмолвии слушает тиканье больших напольных часов в гостиной. Мама тихо всхлипывает: ей еще предстоит познать гнев отца за плохое воспитание дочери. Младшие сестренки скромно стоят в углу, потупив лица в пол: им теперь не сыскать хороших женихов. Старший брат, скрестив руки на груди, отвернут к окну. А отец, сидя в кресле, буравит меня оскорбленным взглядом.



Отредактировано: 01.09.2021