Во льдах

Пролог.

— Ладно, я тебя понял, — бесцветным голосом отвечает Лекс и, сбросив вызов, кладёт телефон на столик перед собой.

Давит окурок истлевшей сигареты в пепельнице и думает о том, как бы разрулить ситуацию. Лучший друг и по совместительству помощник, Виталий Хромов за одиннадцать лет знакомства решил столько вопросов без его участия, что порой Воронцову казалось, что тому и говорить ничего не нужно: сам узнает, сам проведёт разведку, сам всё сделает. Но ситуация вышла из-под их общего контроля, когда особо зарвавшиеся малолетки захотели подмять их территорию под себя и устроить цирк с конями под крышей отцовского конкурента.

Забавно.

Только Лексу на такую защиту плевать.

Отстранённо, словно в трансе, наблюдая за игрой бледного пламени на кончиках пальцев, он не замечает взмахов чёрных крыльев за окном. Огромный ворон садится на подоконный выступ, отряхивается и стучит клювом в стекло, перебивая шум ливня и раскаты грома. Резко сжимая кулак, Лекс оборачивается и спешит открыть окно.

— Кар!

Влетев в комнату, ворон обдает его градом брызг и в полёте оборачивается высоким лысым мужчиной немного за пятьдесят в строгом тёмном костюме и с тростью. Водолазка и брюки моментально промокают насквозь, словно на них вылили ведро воды. Цокнув языком, Лекс закрывает окно.

— Чё ты прилетел в такую погоду? — бросает он, проходясь вспыхнувшей рукой в нескольких сантиметрах от тела . Ткань мгновенно высыхает.

— Если прилетел, значит надо было, — раздражённо отвечает Пётр Сергеевич Воронцов, или же Ворон получивший второе имя то ли из-за фамилии, то ли из-за приобретённой силы, и усаживается на диван, — оставь свою заботу.

Закатив глаза, Лекс встаёт напротив и смотрит на отца до тех пор, пока тот не взмахивает рукой, одним движением приказывая сесть рядом. Только он не садится, продолжая оставаться на месте со скрещенными на груди руками.

— В чём дело?

Качая головой, Пётр Сергеевич наклоняется вперёд и тяжело, длинно вздыхает. Лекс вздрагивает — на отца это не похоже — и тут же занимает свободное место на диване, смотрит с неприкрытым волнением.

— Что с тобой?

— Неспокойно на районе, Саша, — сиплым голосом отвечает, только пугая больше. Лекс поднимается, чтобы налить воды, но Воронцов останавливает его, положив руку на плечо. — Я разные времена застал, даже те, когда нашего города ещё не существовало. Много всего хорошего и плохого произошло за эти годы. И сейчас что-то плохое, тёмное надвигается. Я это чувствую.

Вид у Лекса уставший, взгляд скептический — отец говорит такое как минимум раз в четверть века, и в основном предчувствие его подводит. К счастью для всех, кроме Саши, которому приходится гораздо внимательнее следить за всем городом, словно больше некому, словно это входит только в его обязанности. Но иногда всё же случалось то, о чём говорил Пётр Сергеевич, и всегда заканчивалось одинаково — смертью. Сердце его останавливалось на несколько долгих, мучительных секунд и билось рвано до следующего перерождения единственного сына. Все свои последние мгновения Саша помнил смутно, но так даже лучше.

И во всех этих ситуациях есть кое-что, чего он никак не понимает, из-за чего злится на отца — Пётр Сергеевич никогда не обращается к пророку.

— Для твоих предчувствий есть Самарский. Почему не попросишь его заглянуть в будущее? Если хоть немного постарается — у него получится.

Ворон смотрит на него сурово, но в то же время с едва заметным сожалением.

— Ты прекрасно знаешь, как работает его сила.

— Неуправляемые видения, — кивает Лекс, — знаю. Но я помню, как три года назад ты ему приказал «увидеть» исход операции, и он увидел.

Воронцов старший болезненно морщится. Он тоже помнит, а хотелось бы забыть.

Дело по устранению местного наркотрафика, хозяином которого был один из врагов Воронцова. Старые дела, давние обиды, ужасная месть. Пиво с заговоренной пылью попало к младшему сыну в одном из клубов, где наркобарон проворачивал свои незаконные делишки. Глядя на мучения своего ребёнка, несколько дней медленно умирающего в собственной постели, Пётр Сергеевич настоял на «призыве» видения. Он хотел быть уверен, что враг получит по заслугам и будет уничтожен. Самарский долго сидел в трансе, истекая кровью и едва не теряя сознание, но нужный Воронцову исход напророчил. Его люди проникли в логово врага и выпотрошили всех, кто не успел скрыться. Главный же лишился жизни от руки Ворона, вырвавшего ему глаза и вырезавшего сердце.

Это был единственный раз, когда дар пробудили насильно.

— Тогда был особый случай, — говорит Пётр Сергеевич и поднимается. — Будь внимателен и осторожен, Саша.

— Погоди, — Лекс подрывается с места и берет в руки телефон, — давай Максиму позвоню, пусть приедет. Твоё бессмертие тебя от простуды не спасёт.

Но отец уже открывает окно и, оборачиваясь в ворона, вылетает из квартиры. Ливень не стихает.

— Старик, — бросает Лекс с доброй усмешкой.

Заботиться о себе Пётр Сергеевич не позволяет никому, кроме невесты, но Саша не оставляет попыток хоть иногда её проявлять. Даже если отец злится. Потому что кроме него у Лекса никого нет.

Он садится обратно на диван и долго смотрит на мобильный в руках. Как бы сильно не хотелось признавать, но в этот раз предчувствие старшего Воронцова не обманывало. Потому что Лексу уже сообщили, что происходит на Кижеле последние две недели. И странно, что отец преподнёс это как «чувствую», а не «Андропов рассказал».