Во власти Деспота

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ПРОЛОГ

МАРИБ

Рожа в хлам. Но мне до балды, в какое месиво превратили мое лицо.

Я не смог ее защитить, их слишком много.

Но ей ничего не сделали, благо напали только на меня. Не страшно, синяки на мужской физиономии — только украшение. Пытаюсь быстро прокрутить в голове возможные варианты действий. Рыпаться — не в моем случае. Все равно увезут. А оттуда уже можно будет попробовать разобраться. Главное, чтоб с моей маленькой было все в порядке. И тут можно попробовать договориться. И даже позволить сломать себе парочку рёбер. Это пустяки. Заживут.

— Все на одного? — сплевываю кровью, продолжая и дальше огрызаться. И стараюсь наблюдать за каждым «послушником». — Молодцы, мужики! Достойно!

Малышку не трогают, но все равно на неё больно смотреть: перепуганная, заплаканная, слезы текут по щекам. Вся дрожит. Обхватила плечи ладонями, как всегда делает в моменты отчаяния и страха.

Смотрю на неё, и взгляд сам собой теплеет. Мысленно ее успокаиваю. Весело подмигиваю и улыбаюсь.

«Я разберусь. Не плачь, моя звездочка. Я для тебя все. Даже луну с неба».

— Поднимайте его. И к Антону Андреевичу.

— На каком основании бушуем? — напускное веселье не срабатывает, внутри разгорается пламя бешенства и бессилия. — Предписание?

Ее громкий плач впивается в сознание и затмевает разум. Вот как так могло получиться? Без реальных оснований они бы ни за что не осмелились, сколько раз уже пытались подступиться…

— Встал и пошёл! Давай!

Один из громил делает шаг назад, и я поднимаюсь. Ещё немного, и они мне мозги вышибут. А ей я такой точно буду не нужен. Слегка пошатываясь и с трудом удерживая равновесие, поднимаюсь на ноги. Дааа, позорище, конечно, позволить себя так замусолить. Трём псам тоже досталось, но не шибко. Боль не стихает, но самолюбие пострадало сильнее.

— Ее отпустите! Быстро! И я сам пойду.

Все, равновесие с трудом, но поймал. Мужик!

— Двигай давай!

Собаки чертовы, пошли даже на такие методы.

— Отошли от неё!

Да что я уже могу сделать? Ещё дышу, и то подвиг. Любого другого такие удары давно нокаутировали бы до реанимации. Благо спорт многому меня научил.

— Да кому она теперь нужна? Свободна, девочка. Все правильно сделала, молодец.

Я замираю и хмурюсь. Перевожу взгляд с лица говорящего на свою звёздочку. И не понимаю. Вообще не понимаю.

— В каком смысле? — спрашиваю, впиваясь в ее глаза подозрительным взглядом, мгновенно прокручивая в голове те моменты, когда она была со мной и под моим наблюдением. Ничего подозрительного не замечал…

Ее подбородок дрожит, а во взгляде вина. Неприкрытая. Острая. И осознанная.

Я мгновенно подбираюсь. Даже боль как будто стала притупляться. Физическая.

— Прости меня, — она едва шевелит губами, но я слышу тихий ответ.

Внутри что-то падает и вдребезги разбивается. Да и вообще, этого внутри, кажется, больше не существует. Ее взгляд уже мне обо всем сказал. Она причастна. Она лгала. Предала мое доверие. Безграничное… Это она дала им зацепку.

Чья-то рука тяжело опускается на плечо, и меня отталкивают в сторону, но я вырываюсь и ору что есть мочи:

— ПОДОЖДИ!

— Пошёл! Быстрее! Или на носилках хочешь уехать?!

— ПОДОЖДИ, Я СКАЗАЛ!!!

— Прости меня, пожалуйста! Я не хотела! Я не знала! Правда! — ее крик бьет в солнечное сплетение. Ее голос мне снился во снах. Весь свет на ней сошёлся. А теперь словно все померкло. И, кажется, не для чего больше жить.

— Спала со мной тоже по наводке? — гнев мгновенно тухнет, а голос становится безжизненным и сухим. Хуже всего, что она пытается оправдаться. А мои запястья тем временем заключаются в холодный бездушный металл. И меня тянут назад.

Она в панике делает шаг ко мне, протягивая руки.

— Нет конечно, это другое! Это здесь ни при чём! Я... прошу, выслушай! Позволь объяснить!

— Некому больше объяснять. Ты была для меня всем. Я на других женщин даже не смотрел, — послушно шагаю туда, куда меня ведут. Уже как будто и неважно, куда. — Но теперь…

— Пожалуйста!

За что, моя хорошая? За что, моя звездочка...?

Она рвётся ко мне, но ее останавливают. Я ненавижу себя за это, но даже сейчас хочется позвоночник наружу вытащить тому ублюдку, что позволяет себе к ней прикоснуться.

— Мариб, ну пожалуйста! — в истерике машет головой, все ещё пытаясь вырваться. Но после моей фразы ее глаза округляются в неверии, а потом меркнут, и она оседает на землю, прикрывая искривленный рот дрожащей рукой.

- Но теперь даже имя мое забудь.