Во всём виноват поцелуй

11.3

— Не трогай меня! Вейлир!

Пашка не понял, к кому она обращается, но атмосфера в комнате изменилась. Странная муть ушла, стало легче дышать. И он, похоже, восстановил контроль за собственным телом. Быстро застегнул джинсы, чувствуя себя дебилом. Раздетым дебилом.

А в следующий миг получил удар под дых. Мощный, болезненный — из ниоткуда. И ещё один — по роже. Машинально попытался закрыться, но он не видел противника и не мог предугадать его действий. Что это вообще за полтергейст?

Очередной удар разбил ему губу, во рту стало солоно. Пашка ударил в никуда, сделал превосходный йоко гери — но нога не встретила сопротивления, словно он бил воздух. Зато воздух мог бить его в ответ, чем и пользовался. Следующий удар бросил его на стену — аж рёбра застонали.

— Вейлир! Хватит!

Женька метнулась, встала перед ним, закрывая от невидимого противника. Замолчала, будто выслушивала ответ. Замотала головой.

— Нет!

Похоже, невидимка вознамерился его добить. А Женька уговаривает прекратить это дело. Пытается защитить его.

Он положил руку Женьке на плечо, мягко её отодвинул.

— Ты бы показался, свинья, — бросил в пустоту.

— Нет, — Женька прильнула к нему, — молчи! Мы сейчас уйдём.

В глазах её был страх. Наверное, Пашка должен был встревожиться или тоже испугаться, но он обрадовался. Женька боялась за него.

И ему снова — плевать на разбитую, начавшую распухать губу, плевать на полтергейст, на боль в рёбрах — до чёртиков захотелось поцеловать её. На этот раз — на трезвый рассудок, полностью отдавая себе отчёт в своих действиях.

Нет, конечно, он бы не стал. Но, похоже, хватило и одного этого желания. Женька его уловила, невольно улыбнулась — хитрой и довольной улыбкой.

И тот, невидимка, кажется, уловил тоже.

Следующий удар прилетел слева, и был он такой силы, что от него померкло в глазах. Женьку отпихнули в сторону, а потом невидимая, но жёсткая рука сжала Столярова за горло и начала душить. Он попытался отодрать её, но схватил только воздух — неумолимый, твёрдый воздух, вознамерившийся лишить его жизни.

Помутнело в глазах, мир подёрнулся пеленой, и Пашка потерял сознание.

***

Женя ничего не успела понять. Она почти добилась от Столярова нужного, как невесть откуда появился Вейлир, оттащил её прочь, а потом вдруг сам накинулся на Пашку с кулаками. Это было отвратительно, гадко, страшно — позабыв о неутолённом голоде, она воспользовалась хлыстами, чтобы усмирить Вейлира — и каким-то чудом у неё это получилось.

Вейлир опустил руки, застыл, смотря в пространство. Столяров свалился на пол — его грудь тяжело вздымалась, а на шее проступали красные пятна.

— Что ты делаешь? С ума сошёл?

Это было страшно. Вейлир на её глазах чуть было не убил человека. Да не просто человека — а Столярова, её друга, одноклассника, почти брата. Но сейчас не время было читать ему нотации.

Женька присела рядом с Пашкой, похлопала по щекам. Дыхание его постепенно успокаивалось, но в себя он не приходил. Она беспомощно оглянулась.

Её чёрные хлысты действовали на Вейлира лишь краткое время. Он уже отмер, но пока не проявлял желания снова устроить побоище. Просто стоял в стороне, хмуро глядя на Женьку со Столяровым.

— Прости, — буркнул он, заметив её взгляд. — Я... вышел из себя. Я просто хотел ему пару раз врезать. Не больше.

Всего лишь слова. Как ни странно, как ни глупо было бы полагаться на них, её это успокоило.

Он извиняется, значит, не считает, что это нормально. Значит, ещё не всё потеряно.

Женя снова обернулась к Столяру. Ей вдруг стало стыдно — за себя, за своё поведение, за всё, что устроила. Влетела, раздела Пашку, чуть не изнасиловала. Запоздалое смущение поднялось изнутри глубокой жаркой волной.

Голод довёл её до ручки. Она просто не смогла сдержаться, увидев как на ладони все его эмоции. Вернее, его желание. Говорят, люди могут убивать за еду, что же тогда удивительного в том, что она была готова не считаться с чужими чувствами, лишь бы поесть.

Боже. Только бы он завтра об этом не вспомнил. Только бы решил, что ему приснилось. Хотя о чём она думает? Надо беспокоиться о том, чтобы Вейлир ему ничего не сломал и не повредил. Может, вызвать скорую?

Вейлир словно прочёл её мысли.

— Да не так уж я сильно его придушил. Отлежится. Лучше давай уйдём отсюда, пока он не очнулся.

Женя сверкнула глазами. И приказала:

— Перенеси его на постель.

По лицу Вейлира пробежала тень, однако, помедлив секунду, он послушался. Касаться не стал, но золотые ленты подхватили бессознательного Столярова под руки и ноги и положили на диван.

Вейлир встал перед ней. Сложил руки на груди, как будто говоря: я выполнил твоё желание, что теперь?

Женя закусила губу. Её снова ударило то странное ощущение, которое мимолётно пронеслось в голове, когда Вейлир и Столяров стояли друг напротив друга.

Они были чем-то похожи. Или, может, наоборот, противоположны до сходства. Вейлир, светлый, высокий, тонкий, и Столяр, ниже и крепче, загорелый, с тёмными волосами, упрямой челюстью, в привычной стойке. Инь и ян, зеркальные отражения друг друга с одинаковым прищуром и злостью в глазах.

Или... или ей только кажется это сходство — или противоположность — потому что её одинаково влечёт и к тому, и к другому?

Она опустила глаза, чувствуя, как на щеках горит лёгкий румянец. И с удивлением обнаружила, что Вейлир твёрдо стоит босыми ногами на полу, а не висит в воздухе, как каждый раз до этого. Но это было не всё, что в нём изменилось.

Он стал как будто более реальным... и за этот счёт чужим. Незнакомым. Это уже не был герой её снов, функция, единственное назначение которой — выплёскивать излишек гормонов. Перед ней стоял незнакомец — каким-то образом связанный с ней незнакомец, со своими тайнами, планами и желаниями. Ему нельзя было доверять.