Вода

Вода

Виктор потерял себя на диване. Полчаса назад у него еще было чуточку контроля, но теперь всё: он ясно осознал своё поражение. Хотя делать какие-то выводы было рано, необходимо понаблюдать за тем, как будут развиваться дальнейшие события, — думал Виктор, — возможно, это полный провал, а быть может, и победа, но вот то, что точка невозврата пройдена, это точно. Хаос и разжижение, а точнее полное отсутствие какой-либо опоры, будь то опора в суждениях, или в целях, или даже в смысле его (Виктора) существования, и ощущение проникновения всего и вся в его (еще Виктора) зону комфорта, в его потаенное место, в сознание, с позволением размывать, стирать, господствовать, делать всё что угодно с его мыслями, чувствами, стремлениями, весь этот процесс, который он назвал разжижением, он ощущал теперь всецело. Он сидел на диване посреди пустой гостиной и пил попкорновую фантолу. Больше он не делал ничего. Как произошло так, что этот человек утратил контроль и, так сказать, сдался? Да просто... Всё давно шло к этому — повзрослевшие друзья, с которыми теперь трудно находить общие темы, нелюбимая работа, отсутствие целей и избыток информации. В какой-то момент он потерял силы бороться с хаосом, а точнее, даже просто сдался перед его натиском. Что он сейчас ощущал? Ну почти физически — проникновение внутрь его тела особого вида энергии, схожей с сексуальным возбуждением, с которой он всегда ее путал, отчего и сейчас возбудился. Он даже захотел включить порно и подрочить, потому что энергия эта была настолько сильная, но быстро осознал, что и это будет форма контроля. Вообще, он всегда считал интересным и очень возбуждающим — отдаться чему-то, потерять контроль, позволить себе быть поглощенным, размытым или даже разжиженным. Слиться с абсолютом, стать чем-то большим, потерять себя и присоединиться к другому. Однако сейчас, когда дрочить оказалось не выход, ему стало страшно. Ведь и вправду, куда деть столько энергии, которая уже буквально вибрировала в нем? Это как тревога, подумал он, только желающая танцевать в экстазе, взрываясь сотнями бутылок шампанского в каждой клетке. Он стал елозить на диване. Вкусная фантола затекала в его живот. Руки тряслись и мучались, и в голове стало столько пространства, будто выглянул в окно, а там не комната... Там улица с небом. Он закрыл глаза и попробовал расслабиться еще сильнее. Пусть, думал он, энергия возьмет верх. Пусть возьмет верх, пусть... Он стал повторять это как мантру, все быстрее и быстрее, как будто мастурбирует, только духовно. Было очень страшно, ощущение, что вот-вот умрешь. А так хотелось умереть, такое сильное было возбуждение. Оттого он и не понимал... И смерть, и хаос, и секс, и свобода, и покой, и ритм, всё в одном, и... О БОЖЕ!! Я не могу больше! Возьми меня прямо здесь и сейчас, я не могу... Размякнув и закатив глаза, он почти провалился ниже спинки дивана. Хотя в итоге вышло даже лучше. После того как свет залил его сознание, он стал диваном. Чистым, сияющим диваном. Нет, со стороны он выглядел как обычный диван, даже немножко грязноватый, в каких-то пятнах местами, видимо, от сладких напитков, и, если бы Виктора тотчас бы спохватились, то прошли бы мимо этого дивана, не обратив на место, где он сидел, никакого внимания. Но вот Виктор хоть и исчез для всех, все же не потерял себя, как хотел. Да, он был диваном чистым и сияющим, ощущал себя так, но вот и самого себя тоже ощущал уже не так, конечно, отчетливо, как прежде, не как пузырь, а скорее как семечку. Как будто тыквенная семечка выскочила из кармана сидящего на диване и закатилась в складку, но только не в конкретное какое-то место, а одновременно во все места, но и в то же время в какое-то определенное. Если бы он был в момент своей потери в ванне, то тогда всё понятно, правда? Он просто стал бы каплей в теплой воде, а диван-то все-таки твердый и составной, и передать, что он теперь ощущал, очень сложно, поэтому давайте просто послушаем его мысли:
- l;dfksl;kdf дыффвдl;’lsda [qwk,;Zф ывьбдждl;l w 42 l”:ALspдэджэдйцу l;lql q-12-=30_()*(;lsa;ld12l askлдылфук2 хзхдл
А хотя, да... Точно.... Не получится... Контроль над умом он потерял. И теперь нет мыслей, принадлежащих ему. Есть общие мысли вселенной. А что тогда осталось от Виктора? Что тогда эта семечка такое? Чувство. Сознание. Но этого, увы, никак не передать. Поэтому двигаемся дальше.

Алена только что вышла из кофейни прямо в промозглую сентябрьскую улицу. В левой руке у нее был уже остывший латте, а в правой она держала айфон. Выходя, ее чуть не сшиб какой-то студент с портфелем. Она заметила, что у него какая-то дурацкая шапка. Алена нервничала. По двум причинам. Первая — она опаздывала на работу, где ее ждало огромное количество работы и злой начальник, а вторая, куда более существенная, — это то, что ее, как она уже догадывалась, намеревался бросить ее МЧ. Не успела она пройти и сотню метров в направлении остановки, как телефон завибрировал — а значит, он ответил. Она разблокировала экран и прочла:
— Прости, но так будет лучше для нас двоих.
А она так хотела в эти выходные пофоткаться на фоне этих прекрасных желтых листьев. И тут еще автобус подъехал так некстати. Потом люди толкались, прижимались к ней, пока автобус поворачивал, ехал, останавливался, резко трогался. Раньше она раздражалась, ее бесили эти люди и эти автобусы, и вообще любые будничные утра, а сейчас она просто держалась за поручень и плакала. Плакала тихо, просто текли слезы по щекам. И кофе этот еще, в час пик в забитом салоне, никуда не денешь. Когда настало ее время выходить, она решила этого не делать. В итоге сегодня она вышла на конечной и просто пошла вперед. Щекам было холодно, она вытерла слезы рукавом, на котором остались следы туши, выкинула в урну недопитый кофе, после чего поняла, что больше ничего не понимает. Как будто она провалилась куда-то очень глубоко, и ей не хочется оттуда выбираться. Лай своры собак, выясняющих отношения возле конечной, вдруг стал вытесняться на периферию, а если быть точнее, то куда-то вверх. Как когда ты тонешь, и голоса над поверхностью воды становятся глуше и уплывают всё дальше и дальше. Одна собака кусала другую с явно наигранной претензией. Как будто не для того, чтобы просто унизить соперника и себя поставить выше в стае, а как бы творя справедливость и праведный суд. Кусающая собака притворялась хорошей, честной, правой, ну или даже свято верила в правильность своих действий. Собака-судья, самонаделенная священным статусом самонадеянная, стремилась самосуд. И самое страшное, что стая совершенно соглашалась со статусом собаки считаться. Иными словами, примененный собакой психологический трюк усложнения, заключавшийся в придаче обыкновенному стремлению к власти (силовому подчинению других своей воле безо всяких дополнительных мотиваций) добавленного и, без сомнения, иллюзорного аспекта высшей добродетели — принятия ответственности по вершению справедливости, возымел должный эффект. Пес, которого кусали, по мнению собаки, а уже и всей стаи, был теперь просто не прав и не имел право быть правым, потому что его правда мешала правде кусающего. Раз, два ему собака прогавкала, что так не надо себя вести, ведь ты — никто, а я — всё, а на следующий раз укусила и не раз. Теперь псу надо искать новую стаю — он теперь отшельник, и с поджатым хвостом, озираясь, он убежал куда-то в кусты, где чуть дальше есть железнодорожные рельсы, все заброшенные и покрытые растительностью. Возбужденная и эрегированная стая захотела продолжения и тут же переключилась на одинокую девушку в пальто. Алена никогда не боялась собак, но после того, что с ней сделает эта свора, она начнет. Собаки подбежали к девушке и стали лаять на нее, скалясь и злясь. Она отмахнулась от них меланхолично, не придавая особо значения происходящему. Она не ожидала того, что одна из шавок расценит этот жест, как акт неповиновения, и больно укусит девушку за икру. До крови. Наблюдающие на остановке в метрах 50-ти от заварушки водители мирно попивали чай из пластиковых стаканчиков и о чем-то говорили не по-русски.
Во время укуса девушка взвизгнула, и этот укус, как разряд дефибриллятора, вернул ее к жизни. Сердце забилось от испуга. Она сняла с плеча сумочку и стала ею отмахиваться. Свора завела вокруг Алёночки хоровод, то и дело пытаясь снова цапнуть за ногу. Подлые псы заставляли заплаканную девчонку, не теряя концентрации, вертеться вокруг своей оси. Ей-то показалось, что так она отбивалась долго, но уже через секунд 5 подбежал какой-то прохожий и с размаху зарядил самому наглому псу прямо по ребрам, так что кабелина аж перевернулся. Тут-то вся псиная пиздобратия и приуныла. Приуныла и отступила, озираясь, поджав хвост, куда-то в сторону кустов, прячущих железнодорожные пути. Алена поблагодарила молодого человека, а он, посоветовав девушке купить газовый баллончик, ушел. Пес порвал ей брюки и оставил на икре 3 глубоких отметины, 2 из которых теперь кровоточили. Вдруг в кармане ее пальто зазвонил телефон. Алена быстро вытащила его, надеясь, но это звонил ее начальник. Она подняла трубку:
— Алло!
— Алена, а ты где?
— Слушайте, меня тут собаки покусали. Я сейчас в травмпункт поеду, мало ли бешенство.
— Чего? Где они тебя покусали-то?
— Да... Возле дома. Стая целая напала. Так что... Не знаю... Не будет меня, наверное, сегодня...