Любовь, обжигающая сердце

(Не)верный маршрут

Тусклый свет фар с трудом пробивал окружающую тьму. Разметка мелькала впереди неровной пульсирующей линией, будто бы подражая биению моего сердца. По обеим сторонам дороги стояла непроглядная чернота, так что меня не покидало неуютное ощущение, что я двигаюсь в пустоте. В мире, где не существует ничего, кроме полосы гладкого, как стекло, асфальта. По пути тут и там попадались знаки, но я не могла различить, что на них изображено.

Время уходило, убегало, утекало сквозь пальцы – я чувствовала это со всей ясностью. Приборная панель мерцала ровным зеленоватым светом, отблески которого плясали на моём лице ведомый лишь им одним танец. Я была в машине одна, но кожей ощущала чьё-то незримое присутствие. Как вкус знакомого до боли блюда из детства, название которого никак не можешь вспомнить. Порой это ощущение можно было едва ли не потрогать рукой, но оно постоянно ускользало. Как же, как называлось это блюдо? Внезапно поток холодного воздуха ударил меня по щекам, и я краем глаза уловила какое-то движение на соседнем сиденье. А в следующее мгновение в моё плечо вцепились чьи-то пальцы. Я закричала, а затем почувствовала мощный толчок, будто меня ударило током. Мир вокруг содрогнулся… и я проснулась в своей кровати.

Во рту стоял горький привкус, ночная рубашка была насквозь мокрой от пота. Пока я медленно адаптировалась к привычной реальности, в комнату вбежала мама, охая и ахая, словно героиня какого-нибудь старого советского фильма.

- Олечка, Олечка, что случилось? Ты так кричала, так кричала…

- Да всё нормально, мам – просто плохой сон приснился, - я попыталась улыбнуться - скорее для того, чтобы убедить в этом себя - но губы не слушались.

- Господи, да на тебе же лица нет! – мама драматично закатила глаза, что придало ей ещё больше сходства с актрисой, - Опять ужастиков своих насмотрелась?

И вот тут меня пробил-таки приступ смеха. Скорее нервного, чем искреннего, но это, тем не менее, был смех. Причём настолько громкий, что на лице матушки на мгновение отразился неподдельный испуг. Который через секунду сменился улыбкой.

- Ну вот что ты смеёшься, глупенькая? Я знаешь, как напугалась!

- Мам, мне уже тридцать, а ты до сих пор отчитываешь меня за мои пристрастия? – губы, наконец-то, вспомнили, что значит улыбаться, - Я же не маленькая уже.

- Маленькая, не маленькая, вот будут у тебя свои дети…

- Ой, мам, ну давай не сейчас, а? Я эту твою фразу терпеть не могу!

- Когда мне твоя бабушка её говорила, я тоже бесилась, - тон мамы сделался настолько приторно-назидательным, что мне захотелось взвыть, - А потом поняла.

- Да-да, я всё это знаешь, сколько раз слышала? Ну пожалуйста, давай без этого.

- Так смотрела или нет? – руки мамы упёрлись в бока.

- Ну да, смотрела, - удивительно, но я чувствовала, что признаюсь, по меньшей мере, в двойном убийстве, а не просмотре фильма, - И сегодня вторую часть буду.

- Нет уж, дорогая, сегодня мы с тобой сядем за «Джентльменов удачи». И даже не думай возражать – ты и так в сто лет раз приезжаешь, ещё не хватало, чтобы…

- Хорошо, хорошо, пусть будет по-твоему, - я давно поняла, что в некоторых вопросах с мамой спорить бесполезно - себе дороже выйдет, - Сколько времени-то?

- Семь часов, Олечка. Ещё час можешь спокойно спать. Даже полтора, наверное.

- Прекрасно! – проснуться и понять, что можно посапывать ещё шестьдесят минут, а не пять – это бесценно, - Тогда я ещё немного покемарю.

- Тебя точно не будить, сама встанешь? – о, эта бессмертная мамина классика!

- Да точно, мам, точно. Иди сама ещё поспи, время-то…

- Времени мало, Оль. В мои годы уже так не поспишь, как раньше.

- Ну что ты начинаешь, мам? – теперь уже мой тон сделался назидательным, - Тебе же не сто лет, впереди ещё столько всего интересного…

- Твои бы слова, да Богу в уши. Ладно, я пошла.

Мама мягко прикрыла за собой дверь, оставив меня наедине с собственными мыслями. Где-то на задворках сознания ещё звучали отголоски кошмара, но с каждой секундой они становились всё более неясными, расплывчатыми. Мне крайне не хотелось «второй серии» - а такое, как это частенько случалось с дурными снами, было вполне ожидаемо – но желание прикорнуть лишний час взяло-таки верх. «И почему мне никогда не снятся продолжения тех, что с Брэдом Питтом, когда они, сволочи, до самого интересного доходят?». С этой мыслью меня и выключило. А когда я вновь открыла глаза, уже вовсю сияло солнце, заливая комнату мягким и тёплым светом.

Предчувствуя худшее, я взяла с тумбочки телефон. Пять минут десятого… Твою ж мать! Виктор Сергеевич, храни его Господь, был на редкость адекватным начальником, который зачастую закрывал глаза на некоторые мои косяки (а стоило мне надеть юбочку покороче, как я ловила взгляд этих самых глаз чуть ли не ежеминутно), но вот опозданий категорически не переносил. Я вскочила с кровати с ловкостью акробата в самом расцвете сил, и галопом побежала в ванную, на ходу роняя ругательства и желая треклятому будильнику долгих мучений перед смертью. Пролетая мимо маминой комнаты, хотела было крикнуть что-то вроде «ну и какого ж рожна ты меня не подняла?», но вовремя сдержалась. Сама виновата.

Так, первым делом почистить зубы и сполоснуть лицо! Мешки под глазами выглядели довольно изящно. Ладно, теней набросаем – и сойдёт! Похоже, сегодня придётся надевать самую короткую юбку из всего многочисленного арсенала…

В дверной проём вплыло заспанное лицо мамы с явными признаками паники в глазах.

- Мам, даже не начинай! – иногда этот «упреждающий» приём срабатывал.

- Олечка, да как же ты, что же ты…

- Мама! – мой командный тон несколько терял свою грозность из-за торчащей во рту зубной щётки, но был всё ещё эффективен, - Тормози!

- Ой, Господи, пойду тебе блинчики разогрею. Чай будешь или кофе?

- Кофе. Без сахара. И не надо никаких блинчиков, я вообще не успеваю!

- Да как же ты, нельзя же на голодный желудок…