Водяная

Водяная

Я подозрительно быстро смирилась со своей ролью. Мои поступки не мучили совесть, да и некому было отчитать меня за "плохое поведение".
Я выбросила в огромную кучу останков обсосанную кость и принялась за следующий палец.

***

Наша деревня находилась недалеко от лесного болота. Мне было запрещено туда ходить, но я всегда была непослушным ребенком. Вместе с соседскими мальчиками мы бегали по болотным кочкам без какого-либо страха провалиться в зловонную жижу. Целыми днями мы давили головастиков, обворовывали журавлиные гнезда и ломали кусты. Глупые восьмилетние дети делали глупые вещи. Однако я была главной героиней в толпе посредственных мальчишек. Именно я находила самые большие журавлиные яйца, я бесстрашно сворачивала головы лягушкам и кидалась в слабых детей пиявками. Моим воспитанием некому было заняться: родители давно погибли, а бабушка просто не успевала поймать такую непоседу. Да я никогда и не слушала ее.
Спустя девять лет все мальчишки в округе выросли, и уже давно перестали бегать со мной по болотам. Теперь их заинтересовали соседские девушки, которые в детстве не делали ничего, кроме как играли в кукол. Глупые, ничего не умеющие девчонки. Их называли красавицами, умницами, рукодельницами. Особенно злила меня та, что жила в трех избах от меня. Все кругом твердили, что она - дар Ярило. Длинная золотая коса, янтарные глаза. Она ткала самые красивые платки, ее урожай был лучше других, а свататься к ней приходили каждый день. Мерзкая девица. Я ненавидела ее всей своей душой. Меня, в отличие от нее, женихи обходили стороной. Называли красавицей, но боялись. А тогда я была прекрасна: длинные рыжие волосы до пояса, которые я, в отличие от других девушек, не собирала в косу. Голубые, словно небо, глаза. Узкие штаны и рубахи, которые подчеркивали мою фигуру, в отличие от тех сарафанов, что скрывают все до пят. Сапоги я не носила, лапти не признавала. Ходила всегда босиком. Отчего б не жениться на такой?

Однажды я слышала, как соседские бабки говорили про меня, что "Краше ее не найти, но больно норов дерзок", "Вредна девка", "Злая у ней душа". Одна, особо сварливая, утверждала, что в меня вселилась нечисть, оттого и вид растрепанный, и волосы рассыпаны. Многие стали за спиной называть меня кто кикиморой, кто русалкой.

Что ж, они погибли раньше остальных.

Однажды бабушка послала меня на ярмарку в соседскую деревню. По тракту до нее было пять-шесть вёрст, потому я выбрала путь через болота, который был в четыре раза короче. Добравшись без всяких приключений, я продала лекарственные травы, а на вырученные деньги купила хлеба, молока и мяса. Между делом мне удалось срезать кошелек у старушки и стянуть красивый золотой гребень с какой-то фифы. 

Обратный мой путь пришелся на сумерки. Пробираясь через топи, я ненадолго присела отдохнуть у края болота. Неожиданно по нему пошла рябь, и из жижи показалась миловидная головка. Девушка жалобно посмотрела на меня своими зелеными глазами и рукой показала на хлеб. Странным образом я не удивилась, скорее рассердилась. Жалкая побирала. Я отодвинула от края болота корзину с покупками и демонстративно отвернулась. За своей спиной я услышала обиженный вопль, плеск воды, после чего все стихло. 

Я, чтобы потянуть время, достала украденный золотой гребень и провела его по своим волосам. В тот же миг моей ноги коснулось что-то холодное и мокрое. Я вскрикнула, а обернувшись, узнала в вцепившемся в меня чудовище побиралу из болота. Она шипела, царапалась и тянула свои руки-ласты к корзине, ее рыбий хвост яростно извивался на земле. Защищая себя, я воткнула гребень в ее руку. Русалка отпрянула, из ее предплечья потекла серо-красная кровь. Поняв, что явно недооценила противника, она поползла обратно к болоту. Русалка была у края, когда я догнала ее и рассекла гребнем глотку. Издав булькающий крик, злодейка упала замертво. Подумав, я принялась разделывать ее хвостовую часть - рыба в нашей деревне не в ходу, а такие свежие куски с руками оторвут. Тщательно все сложив в корзину, я выдернула из волос трупа русалки зелёную ленту и повязала себе на манер пояса, после чего направилась в сторону деревни.

***

Прошла неделя с того случая на болоте. Случайный заработок в виде русалочьего хвоста обернулся неплохой прибылью. Увы, раскупили его слишком быстро, и я в жажде наживы решила вернутся к топи. На этот раз я взяла с собой сети и огромный разделочный нож. Волосы, неожиданно даже для самой себя, я собрала в высокую причёску, в которую вставила тот самый гребень, поверх одежды повязала русалочью ленту. Но увы, не смотря на все мои сборы, я не встретила ни одной русалки. Скелет, который я ожидала найти на берегу, куда-то исчез. Поднялась луна. Я в четвертый раз переставляла сети, когда почувствовала боль на пояснице. Легкие уколы становились муками, будто кто-то стягивал мою талию. Ноги одеревенели. Я с испугом отпустила голову и увидела, что зеленая лента медленно, но верно обвивала мои ноги, при это сильно стягиваясь. Я попыталась закричать, но голос затерялся где-то в районе грудной клетки, и из-за рта вырвалось лишь шипение. Ноги отказали мне, и я упала. В попытке встать, я обнаружила, что лента полностью обвила мои ноги, а щиколотки словно склеились. Дыхание участилось, мне не хватало воздуха. Что-то тянуло меня к воде, которая теперь не казалась вонючей жижей. Наоборот, она стала моим спасением. Я изо всех сил ползла на руках у болоту. Последний рывок, раздался всплеск, и лишь зеленый рыбий хвост блеснул в свете луны.

Искать меня стали через три недели. Сначала приходили по одному. Первой была та самая златовласая девушка. Я убила ее без сожалений, тем самым золотым гребнем, который чудом не потерялся при моем превращении. Съедать ее не было в моих планах, но тело могли найти, да и я голодала уже вторую неделю. Потом приходили лишь случайные путники.

Через неделю стали искать ее. Я разделывалась с ними без труда, пока их было двое, трое. Их становилось все больше. В какой то момент пришли двенадцать человек, оставшиеся последними в деревне. Я заманивала их в болото по одному, пока остальные спали. С каждым утром всплывших тел, покрытых тиной и с перерезанными глотками становилось все больше. В итоге не осталось никого живого.

Вы не подумайте, бабушку я не ела, даже не я ее убила. Она умерла в деревне от голода. Да я и не изверг, чтобы пожирать родную бабушку.

Расчлененные тела я сложила на берегу, каждое утро начиналось с трапезы. Часто куча пополнялась свежим мясом.

Я подозрительно быстро смирилась со своей ролью. Мои поступки не мучили совесть, да и некому было отчитать меня за "плохое поведение".

Я выбросила в огромную кучу останков обсосанную кость и принялась за следующий палец.