Война—это страшно

Почему мы должны страдать..

Недавно нам задали в школе построить генеалогическое древо. Я даже не знала, у кого стоит спросить о дальних родственниках, ведь бабушки, к которым я ходила ранее, отвечали, что никого не помнят или не знают. Тогда родители посоветовали сходить к прабабушке Насте. Она, конечно, старше всех в семье, поэтому могут быть проблемы с памятью, но это была моя единственная надежда. Когда я пришла к ней и спросила, помнит ли она своих родителей, кем они были, как их звали, она поджала губы, а глаза, которые всегда ярко горели, когда я приходила, потухли. Тогда же она спросила: «Хочешь, я тебе расскажу немного о том, как прошло моё детство? Только я не всё помню, отрывками». И я кивнула.

«Я родилась на Украине, была в семье третьим ребёнком. Старшую сестру звали Люба, а братьев – Егор и Васятка. Отец часто уезжал в командировки, но я не знала, кем он работал. Маме с воспитанием стольких детей помогала бабушка, которую я любила всем сердцем. Я не помню почти ничего счастливого из детства, поскольку, когда мне было четыре или пять, началась страшная, жестокая война.

Первое моё воспоминание во время войны – ранний подъём. Мама вбежала в комнату и начала поднимать всех. Я, в отличие от своих родных, просыпалась сама, поэтому привыкла наблюдать за этим действием каждое утро, но в тот день всё было каким-то странным. Небо было чёрным, мама – встревоженной, а в её глазах читался страх. Я заволновалась. Старшая сестра Люба, всё ещё не открыв глаза, сонным голосом спросила, что случилось, почему мама встала так рано. В это время в комнату вбежал отец с портфелями и сказал собрать всё необходимое, после чего отвёл сестру на кухню, чтобы серьёзно поговорить. Кинув первое попавшееся в портфели, матушка помогала младшенькому, Васятке, одеваться, а я искала взглядом сестру. Выйдя в коридор, я увидела заплаканную Любу. Увидев слёзы сестры, я испугалась, и мне захотелось её обнять и успокоить, ведь это моя любимая сестрёнка, однако, заметив меня, отец громко сказал, что нам пора уходить. Сестра, не обратив внимания на меня, побежала помогать маме собирать вещи, а отец ушёл в свой кабинет и там открыл ящик письменного стола, который был всегда закрыт, и достал из него два пистолета. Я их уже видела. Он ими гордился и не позволял никому трогать, но смотреть не запрещал, даже сам показывал часто, приговаривая, что мальчишки в будущем смогут получить их в наследство.

Мы бежали из нашего родного села Пултовцы вместе с другими семьями. Позади густой туман, сквозь который невозможно не заметить огонь. Сначала я подумала, что небо просто тёмное, ведь ночь сейчас, но на небе не было ни звёздочки, лишь какие-то зловещие чёрные полосы. Невдалеке слышались громкие звуки, от которых болели уши. Они пугали нас с братьями, мы громко рыдали, но не останавливались. Сестра и мама кричали, и лишь отец оставался невозмутимым, насколько это было возможно в данной ситуации. Вдруг я почувствовала, как задрожала земля под ногами и услышала голос отца, крикнувший: «Ложись!».

Я помню слёзы мамы. Она громко рыдала, ползала по земле, пытаясь найти что-то. Братья были в грязи, и я подумала, что они тоже что-то искали. Я их видела, хоть и с трудом, но они меня–нет. Возможно, туман мешал им увидеть меня. Кто-то громко и протяжно выл. Но это были не дети – взрослые. Даже мужчины. Мне стало страшно, ведь я никогда не слышала такого душераздирающего плача, которой издавали люди поблизости. Сердце ушло в пятки от страха. Все вокруг лежали как-то странно, некоторые почему-то оказались под землёй, а их руки и ноги были в других местах. Было настолько жутко, что я закрыла уши и зажмурилась. Меня кто-то коснулся, я закричала и обернулась. Я увидела высокого мужчину с чёрным лицом. Я так долго и громко кричала, что родители быстро нашли меня, мама сразу же подбежала и подняла меня на руки.

Война… Позже я узнала, что наше село попало под бомбёжку, именно поэтому вокруг был едкий дым, от которого слезились глаза, а дышать было трудно. Когда я подросла, эти воспоминания всё чаще всплывали, все те дикие крики со стороны взрослых, их неестественные позы и конечности в разных углах…

Мы несколько дней пробирались до бабушкиного города, поскольку отец посчитал, что там будет безопаснее. Еда давно закончилась, поэтому отец приказал нам остановиться у ближайшей деревни, где раньше мама покупала нам молоко, чтобы немного передохнуть и найти еды. Спустя некоторое время, которое показалось мне вечностью, изнемогая от голода и жажды, мы наконец добрались до нужного места. Увидев, что деревня разгромлена, мы забежали в первый попавшийся дом и начали подбирать еду с пола. Я не понимала, почему мы это делаем, но всё равно следовала указам мамы. Но самое странное, что хлеб, который я собиралась поднять, валялся в какой-то огромной красной луже.

– Что это? – тихо спросила я у Егора, старшего брата, которому недавно исполнилось десять.

– Кровь, – ответил он, не задумываясь.

– Что ты врёшь. Крови столько не бывает. Она капельками на ранке появляется. Ты же знаешь всё, ты ведь старше, умнее.

– Поэтому и говорю тебе, что это кровь, – выдохнул он, а я сложила руки на груди и фыркнула, обидевшись на него.

Я даже рада, что тогда не поверила брату, ведь нам часто приходилось есть такой «кровавый» хлеб.

Вечером мы заночевали в каком-то подвале сожжённого дома. Сестра поведала, что люди, от которых мы бежим, - это фашисты. Люба хотела ещё что-то мне сказать, но мама прервала её и сказала, что мы будем жить с бабушкой в Краснодоне, а отец отправится в Хабаровск. Я не знала, где находится это место, куда уйдёт отец, поэтому мне стало грустно. Люба сказала, что это очень далеко, так что отец не будет с нами жить. У меня задрожала губа, и я тихонько заплакала в плечо сестрёнки.

Бабушка, наверное, самый добрый, ласковый человек, которого я знала. Я так любила её, что даже отъезд отца перенесла более спокойно, чем ожидала, когда увидела её. Бабушка держала меня на руках, пока мы махали вслед отцу, когда он вместе с другими уезжал далеко-далеко.