Волчьи ягоды

Волчьи ягоды

  1. ВОЛЧЬИ ЯГОДЫ

 

 

Немного везения

 

Время Роя: пора осколков на исходе, год от первого Воплощения 481

Время Людей: март, 1981 год

 

О том, что феи (они же кусаки, вострозубки и кровохлебки) обладают нравом на редкость дурным, выделяющим их даже среди выродков леса, которые уравновешенностью отродясь не отличались, знают все. Ну, по крайней мере, те, кому такое знать полагается. Однако та особь, о которой у нас пойдет речь, обещала стать выдающимся образцом злонравия, удивительным даже для своего роду-племени. И неведомо почему, она, еще даже и не родившаяся, уже знала об этом, нетерпеливо ворочалась в своем коконе, грызла острые коготки и изнывала от нетерпения.

Вообще-то феям положено вылупляться в мае, никак не раньше; к этому времени их коконы истончаются, воздух становится достаточно теплым для этих неженок, а в лесу появляется много еды. Но эта, многообещающая, совсем одурела от ожидания, истратила все, и без того куцее, терпение, и когда мартовское коварное солнце припекло ее левый бок, вдруг напряглась, задрожала – и принялась раздирать свой кокон изнутри. Она рвала белые плотные слои с остервенением, не жалея ни коготков, ни зубов, повизгивая и шмыгая носом. Такое усердие редко когда остается без вознаграждения: и получаса не прошло, а даже и не начинавший перезревать кокон треснул и разошелся по краю, как штаны по шву. Она схватилась за растерзанные края, рванула их в стороны и выбралась наружу. И как водится, сразу об этом пожалела. Потому как солнце в марте обманывает еще почище белоглазов, лжецов-виртуозов по призванию.

Ее встретил ледяной воздух, заставивший слипнуться в ужасе ее легкие; подслеповато моргая еще не полностью раскрывшимися глазами, она кое-как перебралась на ветку, с которой свисали лохмотья разодранного кокона. Ветка была мало того что холодной, так еще и скользкой, покрытой хрусткой наледью. С трудом переводя дыхание, она двинулась вперед ­­– упрямая, злющая тварь. Уже через минуту ее зубы довольно громко застучали, тощее нескладное тело задрожало, крылья, еще мокрые, стали похожи на смерзшийся кусок серого полотна. Это было совсем не то, чего она ожидала, если честно. Порывы ветра трепали дерево, ветки гремели, дергались как припадочные; у нее и без того в глазах рябило от обилия синего, белого, коричневого, а от такой свистопляски совсем все поплыло. Но если вы думаете, что фею это остановило, то плохо вы знаете выродков леса. Если их что и может остановить, так это хорошая порция свинца (или серебра, или меди – короче, любого металла, у них на него жестокая аллергия), да и то ненадолго. Так что эта, недоношенная, все лезла и лезла по веткам, пока не добралась до конца своего дерева. Под ним поздней осенью один человек зарезал другого человека, зарезал неосторожно, не рассчитав, что кровь брызнет на кору дерева. А когда понял, что натворил, было уже поздно – кровь уже впиталась в древесную плоть, отравила древесный сок и принялась расти бурой опухолью на одной из веток. Росла, покрывалась защитными пленками кокона, лелеяла в себе новую жизнь как очередное подтверждение зла человеческого. Так появляются на свет феи. Белоглазу и того веселее: чтобы он родился, надо, чтобы человек на дереве повесился (или его повесили, не важно) и чтобы семя повешенного стекло на корни, а уже потом под землей будет расти, присосавшись к корням, клубень белоглаза. Выродки леса – очень древний клан Роя, традиционалисты и патриоты, они очень гордятся тем, что связаны с людьми не только духовно, но и физически. И никакой час воплощений им не указ.

Фея на секунду зависла на конце ветки, дождалась порыва ветра и рванула навстречу соседнему дереву, отчаянно размахивая руками, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь. Крылья висели за ее спиной бесполезным холодным лоскутом, помощи от них не было никакой. Ухватившись за тонкую скользкую ветку, она провисела с полминуты и сорвалась; падая, ободрала живот и руки, но все-таки сумела задержаться на развилке сучка, отдышалась и поползла дальше. С ветки на ветку, ничего не соображая от холода, только что родившись – и уже почти в обнимку со смертью. Темной полосой проплыл слева ствол, ветки стали редеть, опять ударило в глаза синим. Фея огляделась: впереди была пустота, по бокам – такие же переплетения коричневого и бурого. Ветка, на которую она взобралась, выдавалась далеко вперед и фея покачивалась на ней, проклиная выманившее ее мартовское солнце. Пока она источала яд и собиралась с силами, чтобы вернуться к своему кокону, завернуться в него и там уже решать, что делать, ветер дунул откуда-то снизу, да так, что ветка дернулась и фея полетела вверх тормашками, как наездник, выброшенный из седла. Серым плевком взлетела она в ослепительно синие весенние небеса, зависла там на пару биений сердца, а потом земля дернула ее вниз, не оставив иного выбора, кроме как падать.

 

 

Николас Бром был очень хорошим диагностом, и в ремонтных цехах его приход обычно означал, что проблема есть, но вскоре будет решена. Ему, нелюдимому и немногословному, механизмы открывали свои сердца с гораздо большей готовностью, чем кому бы то ни было из механиков. Да и сам он, несмотря на свой сравнительно молодой возраст, предпочитал общество железных бессловесных собеседников обществу людей. Так что не было ничего удивительного в том, что управляющий направил именно Николаса исправлять пока еще неизвестные неполадки в оборудовании, которое не так давно было поставлено заводом для водолечебницы в курортном местечке неподалеку от города.



Отредактировано: 26.03.2017