На самом краю деревни, рядом с лесом, стояла старенькая избушка. И жили в ней бабка и внучка. Дарья и Дашутка. В их роду всегда были женщины с такими именами. Так уж повелось издавна. Первую, родившуюся в молодой семье девочку, всегда называли Дарьей. Имя это имело то ли персидские1 , то ли греческие2 корни, и на русский язык переводилось, как «дар Бога».
Сколько было бабке лет, никто не знал. Да она и сама им счет потеряла. А Дашутке на ту пору исполнилось пять годочков.
Когда кто-то в деревне заболевал, то шел к бабке Дарье. И не важно, что болело у человека. Ему обязательно становилось легче. Порой сразу, а иногда спустя некоторое время. Дарья хорошо разбиралась в травах, умела применять их для лечения разных болезней. Верила в Бога. Знала много заговоров.
Натирая больные места мазями собственного приготовления, или потчуя больного настойкой на травах, тихим ровным голосом она произносила то молитву, то заговор. Но самое главное, переживала чужую боль, как свою собственную, и та уходила, исчезала.
— Я сейчас возьму, страдалец ты мой, боль твою, потерпи, — приговаривала она ласковым голосом в небольших перерывах между молитвами и заговорами. И руки ее, как крылья большой доброй птицы, летали над человеком, касаясь его больных мест. Настойки, мази, голос, молитвы, руки, заговоры и еще что-то непонятное, но очень сильное, исходившее от нее, делали свое дело, и больной сразу или после нескольких посещений избушки на краю деревни выздоравливал. Денег травница за лечение не брала, а если кто приносил яички, курицу или еще какие продукты, не отказывалась.
Когда Дарья лечила, маленькая Дашутка должна была тихо сидеть на печке и не болтаться под ногами. «Никшни!» — говорила бабушка, и девочка быстро, как кошка, одним прыжком оказывалась там, где ей положено было быть. Но глаза ее и уши всегда были внизу рядом с целительницей. Даша уже наизусть знала все заговоры и молитвы. А иногда даже угадывала, чем и как бабуня начнет лечить того, кто пришел к ней за помощью. И еще Даша знала одну тайну. Когда бабушка занималась лечением, у нее над головой как бы появлялось сияние нежно-голубого цвета. А один раз ей даже показалось, что оно было золотистым. Люди этого сияния не видели. Да и не до сияния им было, когда они приходили сюда со своими болячками.
— Испокон веков борются добро и зло, — говорила бабушка Даше, проводив очередного страждущего до двери. — То одно, то другое побеждает. Старайся, Дашенька, всегда помочь добру, чтоб оно одерживало верх.
Так они и жили. Но однажды случилось нечто, чего никогда раньше не бывало. И запало оно Дашутке глубоко в душу. Поздно вечером, даже не сбив грязь с сапог, к ним в избушку не вошел, а ворвался сосед Семен, здоровый грубый мужик. Подступая с кулаками к бабке Дарье, он стал требовать, чтобы она не лечила больше его больную жену.
— Ну, так она тогда помрет, — сказала Дарья.
— Вот пусть и сдохнет! — в сердцах выкрикнул Семен. Скрывать ему было нечего, в деревне давно уже все знали, что он хочет от жены избавиться. Дарья покачала отрицательно головой. Потом, посмотрев внимательно Семену в глаза, вдруг тихо произнесла:
— Угомонись… Тебе и самому-то недолго осталось… Скоро помрешь ведь. Пора уже грехи замаливать.
— Это ты сейчас сдохнешь, старая ведьма, не замолив свои грехи! — в бешенстве закричал мужик, протягивая к горлу бабки огромные ручищи.
Даша ойкнула на печке от испуга. Сжалась в комочек. А бабка Дарья вдруг распрямилась, аж помолодев, и резко выбросила перед собой руки ладонями вперед. Большие темные глаза ее с густыми сросшимися бровями, не мигая, смотрели на Семена. И случилось что-то, совсем для Даши непонятное. Мужик мгновенно остановился. Большие, сильные руки его повисли, как плети, глаза округлились от испуга, и он начал неуклюже пятиться задом к двери. Потом быстро развернулся и побежал, оставляя на полу мокрые следы. Дарья вздохнула, медленно опустила руки, присела на табурет и закрыла глаза.
Даша сползла с печки, подошла к бабушке, прижалась к ней и прошептала:
— Ой, как я испугалась, бабуня…
Бабка Дарья ласково погладила девочку по головке и произнесла:
— Я, внученька, тоже испугалась.
А Даша, возбужденно дергая бабушку за рукав кофты, продолжала обсуждать все случившееся:
— И мужик струсил, в страхе убежал. Вон даже мокрые следы оставил.
И тут же, в недоумении посмотрев на бабушку, Даша произнесла:
— А он-то чего убоялся?
— Да было и ему чего устрашиться, — проговорила бабка Дарья с усмешкой. — Я, Дашенька, в один миг на его глазах превратилась в огромную волчицу…
— Ни в кого ты не превращалась. Я же все видела, – уличила Даша бабушку во лжи.
— Для тебя — нет, а для него — да. Я внушила ему, что перед ним большая разъяренная волчица. Вот он и убежал, от страха напустив в штаны,- смеясь, проговорила бабка Дарья. Даша заворожено смотрела на нее. О таких способностях своей бабушки она раньше не знала.
— Это у нас все Дарьи в роду умели делать, - произнесла ведунья обыденным голосом, вставая с табурета.
— А я так смогу? — робко спросила Даша, глядя на нее снизу вверх.
— Может, сможешь, а может, и нет. Как бог даст,— молвила бабушка.
— У Бога надо попросить, да? — не унималась Даша.
— Попросить-то и дурак может — с раздражением проговорила Дарья. — Все только и делают, что просят: « Господи, помоги… Господи спаси… Господи дай…» Ты вот сам сначала кому-либо помоги, да вот сам кого-либо спаси, да кому-либо дай… — продолжала она ворчать, перебирая высохшие травы.