Волчица

Волчица

Лыжи шли трудно. Она наклонялась вперед под порывами ветра, который охватывал все тело и вокруг образовывался упругий кокон. Хотелось остановиться и отвернуться, чтобы хоть на время отдохнуть от тяжелого сопротивления воздуха, перевести дух. Поземка полностью заметала путь и ноги, погруженные по щиколотки в снег, задеревенели и почти не слушались. Ветер дул уже не порывами, а сплошной стеной стоял перед ней, и невозможно было вздохнуть, не поперхнувшись, как от морской волны, валом катившийся через редкие кусты и деревья на окраине тайги.

-Зачем я пошла краем? – мысль промелькнула и застряла в голове, превращаясь в отчаянный страх за себя и будущего ребенка, который уже не подавал признаков жизни, и только тяжесть внизу живота все еще подтверждала его существование.

-Сколько еще осталось? – и она огляделась.

Трудно было повернуть голову и, наклонившись как можно ниже, сквозь надвигающиеся сумерки определила свое местонахождение и удовлетворилась, что не сбилась с курса.

-Подожди еще чуть-чуть! – шептала своему еще не родившемуся ребенку.

– Я смогу, ты не сомневайся! – уговаривала себя и его, который камнем давил и тянул к земле. Тело устало и одеревенело, слезы застилали глаза от ветра и только мысль, отчаянная мысль билась в голове.

-Ты сможешь! Ты дойдешь, и ты сама это знаешь! Вспомни, как было тяжело на твоей последней олимпиаде. Но ты же дошла! Намотала себя на кулак и дошла! И была третьей!

Вздохнув от нахлынувших воспоминаний, повернулась и с усилием сделала первый шаг, потом второй, третий…

Дикая боль согнула ее и от неожиданности свалила в снег.

-Боже мой!

Она взвыла, и ветер отнес ее стон все дальше и дальше, сливаясь с собственным звуком, как будто стонал вместе с ней. Рука опустилась в снег и, провалившись по грудь, почти до самого лица, кувыркнулась на живот и застряла в сугробе. Переждав, повернулась на бок, сгруппировалась, как учил отец, и поднялась на ноги, несмотря на сильную боль в пояснице. Рукой очистила лицо от снега и тут боль прошла, как будто ее и не было. Тело наклонилось вперед и ноги сами двинулись по насту все быстрее и быстрее.

-Надо успеть! Мы еще поборемся, мой ребенок!

-Раз-два! Раз-два! – шептала она.

И ноги двигались в такт ее голоса. Поземка скрывала следы.

-Надо, все-таки, зайти чуть за край, – подумала она, - тогда и ветер не будет так сбивать с ног. Сколько еще идти, а боль не проходит и вот опять накатывает.

Трудно продиралась сквозь заросли чележника и сухих кустов, густо растущих между деревьями. Споткнулась и опять повалилась в снег, но упала на колени и, поднялась, цепляясь за ветки.

-Ах, ты боже мой! Это хуже, чем на лыжной трассе.

Там, если падала, то по технике лыжных гонок, ложилась на бок, поджимая ноги с лыжами, чтобы следом идущие спортсмены не натолкнулись и не перерезали тебе их своими. Часто такие травмы получали лыжники, и учиться падать и вставать начинали еще в спортшколах. Вот и сейчас перекатилась на бок и на спину, трамбуя снег вокруг себя для упора при подъеме. Боли пока не чувствовала и молила Бога успеть добраться до поселка. Еще в сельской больнице ей говорила медсестра, как первородящей, что чаще всего предродовой период длится от трех часов, до суток.

Ветер не прекращался, уже здесь был менее сварлив и только взметал снежную муть и бросал в лицо, словно злился на такое ее упорство. Идти было трудно, так как попадались поваленные стволы, прикрытые снегом и не всегда их можно было видеть, при том, что уже темнело. Казалось, что ветер выстудил все тело, и она прислонилась спиной к дереву, чтобы отдышаться и переждать вновь появляющуюся боль. Согнувшись от ее приступа, застонала сквозь зубы.

-А-а-а-а! – закричала она.

-У-у-у-у! – загудел ветер в кроне дерева.

И снова боль отступила, но она поняла, что та затаилась, готовая снова терзать ее тело.

-Бежать! Бежать! Скорее! Скорее!

Вдруг почувствовала, как начала подступать паника, как сердце уходило куда-то в живот от страха за себя и за ребенка, что может не успеть и тогда замерзнет здесь вместе со своим еще не родившимся дитя.

Оторвавшись от дерева, сцепив зубы, побежала на широких охотничьих лыжах, обходя уже еле видимые лесные преграды. Она скользила и скользила по насту, присыпленному мелкой наносной поземкой и зло уговаривала себя:

- Не смей бояться! Ты сможешь! У тебя получится!

- У тебя получится!

Так кричал ее отец-тренер, когда она с трудом преодолевала последний подъем двадцатикилометровой дистанции на ее «бронзовой» олимпиаде. Тогда здорово разозлилась на свои деревянные ноги и ноющие руки, которых уже почти не чувствовала, упираясь и отталкиваясь от накатанной лыжни.

И у нее получилось! И когда осталась последняя пятидесятиметровка до финиша была одна сплошная злость. Так и влетела на ней через финишную черту и еще даже проехала несколько метров, прежде чем поняла, что выиграла заезд.

Здесь тоже может помочь злость? Если бы…

Она снова привалилась к дереву. Боль играла с ней в догонялки.

- Опять пропятнала, стерва! – и прижалась уже не спиной, а животом и вцепилась застывшими пальцами в замороженную кору.

На этот раз стерпела. Боль, как будто пожалела ее, и атака была скорой и малоболезненной.

Ветер стал стихать, поземка прекратилась, тучи ушли, и открылось небо, полное звезд.

- Скоро появится луна и будет совсем светло ! - пришла странная мысль.

И тут она споткнулась и полетела вниз в какую-то яму. Сгруппировавшись, приземлилась на что-то мягкое и в этот момент боль скрутила ее так, как-будто вспомнила, что совсем недавно мало постаралась. Закричала и выгнулась. Эта боль разрывала всю ее от кончиков пальцев на ногах, до макушки. Потом сделала небольшой перерыв и вновь заставила выгнуться и захрипеть от невыносимых терзаний. И тут она почувствовала, что кто-то рядом дышит. Было достаточно темно и она принялась нашаривать вокруг себя руками. Наткнулась на шерсть, а потом на короткие уши и мокрый нос.